Леонид Антипьев

Рецидив красоты

Об авторе: Меня зовут Антипьев Леонид Олегович. Я уродился в 1991 году, незадолго до краха советов. Мой отец писал стихи и дружил с великолепным поэтом Алексеем Леонидовичем Решетовым, а потом злополучно спился. Я же рос в глухой пермской деревне, бродил с дедом по лесам, зачитывался Толкиным, увлекался географией и вполне закономерно тоже стал писать стихи. Пока что я не спился и планов таковых не имею, а занимаюсь тем, что уже десятый год учу детей русскому языку и литературе. Делаю это со свойственным профессии мазохизмом. Очень многое люблю! Мартина Скорсезе, Леонида Фёдорова, футбол, своего сына, борщ… Живу, всячески стараясь этот список пополнять.

* * *
Ты на меня глядишь,
стоя среди огня,
что-то мне говоришь
страшное про меня.

Первый раз умирать
боязно одному.
Только тебя обнять,
только тебя одну.

* * *
Близятся холода,
в лес уползают тени.
Знал бы – то никогда
не убивал бы время.

Тихо закрою глаза
и говорю устало…
Что с нами стало, сестра?
Что с нами стало?

Река

Стану песком золотым на дне,
веточкой вербы на берегу,
светом в рождающемся огне,
тяжёлым дыханием на бегу.

Стану однажды, может быть, тем,
что люди никак назвать не смогли –
беспечным прикосновением
к телу земли.

Стану счастливой слезою твоей,
ветром в холодном, пустом лесу.
Ты подожди ещё несколько дней,
я что-нибудь принесу.

Июньское

Вновь попрошу у Бога
песню начать с нуля.
Как на картине Ван Гога
веточка миндаля.

Так расцветало слово
светлое, о полку.
Всё происходит снова,
входит в одну строку.

Снова сияет лето,
горем и тишиной,
здесь на краю рассвета,
утром, перед войной.

* * *
Коты в мешках и шапки на берёзах.
Начало года – долгий путь домой.
В крещенских обескровленных морозах
я словно в омуте потерян с головой.

Нам смерти никогда не будет мало,
а жизни много на своём веку.
Всё кончилось. И вот опять начало!
Берёзы отражаются в снегу.

Сонет

Не ровен час, и смерть придёт за нами,
устало сядет рядом, помолчит.
Она так часто переходит на иврит,
но многими владеет языками.

Её прекрасными, бездонными глазами,
зелёными, как нежный малахит,
в которых безупречный жар горит,
не меркнет с уходящими веками,

мы будем любоваться краткий миг.
Сквозь слёзы улыбается старик –
он счастлив видеть эту красоту!

Его душа – мальчишеская песня, –
ей в этом мире стало слишком тесно –
как птица, набирает высоту!

* * *
Стало пусто в белом свете
и во всех других светах.
Только дождики и дети
запинаются в словах.

Хмурят брови, вспоминают
строки «Слова о полку…»:
кто-то тихо умирает,
кто-то кличет на юру…

Будет день и будет пища —
всё по кругу, вновь и вновь.
Как ножи из голенища
достаём свою любовь –

наше главное оружье
в бесконечной темноте,
на бесчеловечной стуже,
в белоснежной пустоте.

* * *
Зима бывает бесконечной –
в холодном сумраке небес
горит звездой остроконечной
и обеляет тёмный лес.

И снежный свет рождает тени
деревьев, бесов или птиц.
Снег опустился на колени
чтобы согреть следы синиц.

Лес обрывается деревней,
как жизнь внезапной смертью, и,
над бездной тёмною и древней,
глядят на небо снегири.

В бесперестанном январе,
под чуть заметными звездами,
играют дети во дворе
и небо кушают горстями.

Репит

Снова выхожу во двор –
деньги, телефон, ключи.
Смотрит пристально, в упор
небо. Помолчи

и послушай как поют
Dire Straits и Сплин.
Я с тобой, я буду тут –
только не один.

Одному никак нельзя –
тотчас всё насмарку:
песни, музыка твоя,
встречи в старом парке.

Ни любви, ни дружбы нет,
ни дождя, ни грома…
Только белый-белый свет,
«скорая» у дома.

Афина

Карфаген должен быть разрушен,
мы должны его позабыть…
Небеса состоят из бусин –
постарайся не обронить.

Напиши, когда будет минута,
расскажи, как идут дела.
Не кому-нибудь, не кому-то –
только мне. Подбери слова,

чтобы боль пережить, перемучить
терпкой горечью будних дней,
чтобы, дух испуская на круче,
не забывать о ней.

Твоё слово легко и ясно,
неизбывна твоя печаль.
Ты безжалостна и прекрасна,
как морская рассветная даль.

Солнце ярче, клинок острее,
море яростней, битва злей…
На тебя посмотреть не смею
посреди золотых огней!

Вдох

Мы теперь безнадёжно больны,
обречённо, неизлечимо.
Наши мысли, как омут темны,
как осколочки Древнего Рима.

Мир вокруг – рецидив красоты,
а у нас – воспаление счастья.
Превратимся в живые цветы
и здрасьте!

У тебя поднимается жар –
над рекою туман клубится,
измождённо-изнеженный пар,
заплутавшая птица.

Безупречная тишина
твоего золотого молчанья.
Месяц тонок и ночь темна
накануне свиданья.

Не помог тебе «ТераФлю»,
водка с перцем не помогла…
Я, наверно, тебя люблю,
ты, возможно, ещё жива.