Екатерина Годвер

Стихотворения

Об авторе: Екатерина Годвер (Богомолова Екатерина Андреевна, 1989 г.р.) родилась и живет в Москве. Клинический психолог, педагог, фантаст, мастер FIDE по шахматам среди женщин. Победитель фестиваля «Я только малость объясню в стихе» им. Высоцкого (г. Новосибирск, 2023), лауреат конкурса литературного журнала Север «Северная звезда» (2022). Финалист ФилатовФеста. Стихи публиковались в Литературной газете и в газете «День литературы», в журналах и альманахах «45-я параллель», «АлександрЪ», «День и ночь», «Север», «Российский колокол», «Наш Современник» и др. Автор книги стихотворений «После больших снегов» (Изд-во CТиХИ, серия Single, 2023). Член Союза Писателей России.

Блики

Тоска влечет за гаражи,
Где нет ни друга, ни маньяка,
Одни лишь тени сторожит
Весь день приблудная собака.

Она не лает, не рычит,
И смотрит сквозь меня сурово,
Как на ветле сидят грачи
И чешет ухо кот дворовый,

Как время встало и стоит,
Неперелетно, неизбывно.
Пустых бутылок сталагмит
Торчит из зарослей крапивных,

И на гаражный глинозем
Роняет солнечные блики…
А летний день, лучом пронзен,
Топорщится грачиным криком.

Вот на разгрызанном мяче
Собака: детская игрушка.
Так много странных мелочей
Хранят гаражные «ракушки»:

Хранят цитаты, имена
И безымянные рисунки,
Вкус перекисшего вина,
Звук Ленинградской шестиструнки,

Здесь время есть, а денег нет,
Здесь не заканчивалось лето,
И прислонясь спиной к стене
Пьют из горла Горшок и Летов,

И не хватает сигарет,
И стоек запах аммиака,
И негасимый солнца свет
В глазах у плюшевой собаки.

* * *
Консервная банка с окурками,
Ступенек холодный бетон.
Мы мнили себя демиургами,
Мы пили первичный бурбон

Из общей бутылки по толике…
Снаружи искрила зима.
Мы думали: мы – алкоголики,
И этим гордились весьма.

Смешное, далёкое прошлое;
Почти позабытый подъезд.
И что в нем такого хорошего?
Любому так жить надоест.

Дурман, безделушка, нелепица.
Но все-таки каждый тайком
Нет-нет, а скучает по лестнице,
С палёным ее коньяком,

Где всем майонезом намазано,
Где были ступени равны,
И в будущем, нами предсказанном,
Ещё не случилось войны.

* * *
Сегодня умер человек.
Такой был день. Один
Осел беззвучно в белый снег
С пчелой стальной в груди,

Другой на помощь звал, хрипел,
Взбивал в траншее грязь,
И умер: так же, как сидел,
Чуть на бок завалясь.

А третий пил горячий чай
На лавке у ТЦ,
Но смерти черная печать
Лежала на лице.

Он сахар сыпал в чай, бранил
Погоду, гололёд –
А смерть уже была над ним,
Она уже вот-вот…

Он знать о том не мог никак.
Тужил по мелочам.
Не свод небесный, а рюкзак
Носил он на плечах,

Внутри – в контейнере обед,
Ботинки, ноутбук…
И много-много долгих лет,
Исчезнувшие вдруг.

Ещё вчера ему молва
Пеняла, как он жил:
Что говорил не те слова,
Не с теми он дружил,

Встречал с шампанским Новый Год,
Устроил фейерверк,
Не верил, что война вот-вот
Придет и выбьет дверь.

Теперь случилось: в горький час
Он цифрой в сводке стал.
Плетут венки из громких фраз,
Несут из уст уста,

Другим укоры шлют теперь
За жизнь и за контент.
Что он? Статистика потерь,
И в споре аргумент.

И говорят, и говорят…
А думать всем претит
Что смерть уже в калашный ряд
Нацелена, летит.

* * *
Умолкли псы сторожевые
За крайней хатою.
Я не жила в сороковые.
Живу в двадцатые.

И мне стоять за свой авось,
За честь мещанскую.
За все, что в прошлом не сбылось
Пройти гражданскую.

Запомнить лица мне живые,
Поля несжатые,
И новояза клекот лживый –
За крайней хатою…

Когда вобьют последний гвоздь
В ухмылку панскую,
Угаснет боль, остынет злость.
Осядет стансами

Про тихий Дон, Днепровский плес,
Салют на улицах…
Все то, что прежде не сбылось –
Однажды сбудется.

* * *
Ночью небо в брызгах молока.
Грязь да иней – кофе с серебром.
Сосны зацепляют облака,
Падает монета на ребро:

Быть – не быть, забыть – не позабыть?
Катится оброненный обол.
Подле бабка-ёжкиной избы
Розовый безвременник расцвёл.

Перекати-поле перека…
Тикают старинные часы.
Холодом учили дурака,
Холодом дурак по горло сыт.

Он стучит в окованную дверь:
„Отпирай, старуха, помогай“!
Ветер воет, снег летит наверх,
Топает куриная нога.

Вот бы растянуться на печи!
До утра не думать ни о чём,
Слушая, как времечко стучит
Маятника нёбным язычком.

Только хлад вокруг да ветродуй,
В ступе догнивает помело:
„Сгинула старуха на беду,
Но тебе, голубчик, поделом!“

Ветер свищет, сосны гнёт, шутя.
Падает монета на ребро…
И дурак уходит, как дитя
Безысходно веруя в добро.

* * *
Грош ломанный в карман дырявый спрячь
Сегодня купишь Тане новый мяч –
Но завтра повторится, что и прежде:
Меланхоличный вечер мартобря,
Канал в неверном свете фонаря,
Утраты, сожаления, надежды…

Ты смейся, смейся! Сколько нам ещё?
Несёт котенка нищий под плащом,
Бог весть, зачем: спасет или утопит?
А всё-таки, а всё-таки всегда
Есть белый свет и черная вода,
И мяч плывет: накапливает опыт.

* * *

Смотри на яблоневый цвет,
На тополиный пух,
Тебе ещё держать ответ,
Но ты считай до двух,

До трёх, до ста, до немоты –
Сочти свои грехи.
Ведь в тридесятом царстве ты
Крестьянин от сохи.

И Серый Волк тебе не брат,
И Мудрый Царь – не тесть…
Но хлеб обычно нарасхват,
Чтоб зрелища заесть.

Огонь в печурке. Печенег
Кусает рубежи.
В Москве в июле выпал снег:
Недолго пролежит

Метафорический конструкт,
Истаявший до дыр…
Но отчего, касаясь рук,
Он холоден и сыр?

«Кругом зима, опять зима»,
Как пели в жизни той,
Где горе было от ума,
И город золотой.

Тут даже снег попал впросак,
И чаша им полна.
А ты стоишь – как есть, дурак:
Слеза не солона,

Жалеешь лета пастораль,
Хлебов, что не сберег,
Своих, чужих… И все ж, не жаль
Товарищу сапог.

Как деду – валенок тогда
Зимой, в сороковых…
Пусть льется талая вода
Во здравие живых!