Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 3(37)-2024

Сергей Ивкин

Издательская серия «КПД»

(О книгах Татьяны Коптеловой, Анны Долгаревой, Дмитрия Молдавского)

В последнем интервью, в апреле 2006 года Илья Кормильцев сказал Дмитрию Румянцеву: «…никакой текст не имеет никакой самоценности вне реципиента, вне того, кто его воспринимает». Речь шла о поэтическом таланте и о востребованности поэзии. Без востребованности нет смысла говорить и о таланте, он не будет услышан. А при запросе в первую очередь поднимаются не талантливые, а удобные. Впрочем, также быстро и развеиваются пылью. Остаются те книги, которые люди носят с собой. Издательская серия «КПД» именно на такие книги ставку и сделала: положить в карман, поговорить с автором вновь при удобном случае.
Я решил взять из каждой книги по одному целому стихотворению и через его призму посмотреть на автора и на его «услышанность временем».

Татьяна Коптелова. Разноденствие. Стихи. – СПб.: Лира, 2024. – 96 с.: ил. – (Серия «Покет. Стихи»).

Осень лето моё выкорчёвывает.
Ни пня не оставляет, ни корня.
Как сосну на могиле. Вычёркивает
по строчке с воскресенья на вторник.
В Переделкино Сетунь, как Стикс, отделяет
поэтов живых от поэтов мёртвых.

Но поэты приходят к поэтам, гуляют
по тёмным аллеям, приносят мёд им.

Этот мёд собирают мохнатые пчёлы,
когда­-то его превращавшие в солнце,
стол поэта гранитен и прямоуголен,
но он пишет под ним. Небо смеётся.

Имя Татьяны Коптеловой, семинаристки Захара Прилепина, известно исключительно по участию в антологиях. Она – из тех современных российских поэтов, про которых принято говорить, что они слишком похожи друг на друга. На мой взгляд – у каждого своё амплуа и свои читатели. Анна Ревякина – шахтёрская дочь, Олеся Николаева – мать-настоятельница Храма воинов, Елена Заславская – мать, получающая письма с фронта, Ольга Белых – жена, молящаяся за мужа, Мария Ватутина – Родина-Мать или Мать Сыра-Земля. А вот Татьяна на себя взяла работу сестры милосердия. Она обещает покой и исцеление и потому язык её так пропитан цитатами, чтобы через «поэтический импринтинг» радовать читателей «узнаванием» источников. С появлением игрового момента самые страшные вещи воспринимаются без отчаяния. Её герои улыбаются смерти.
С точки зрения формы стихи Татьяны просты, доведены до аскетизма «Парижской ноты», а оттого, даже при назывании конкретных локаций и имён, выдернуты из сегодняшнего момента. Они – про всегда. Война
в истории человечества происходит постоянно. И она не отменяет жизни. И кончается. И умение улыбаться обязано сохраниться. Потому необходимы стихи после войны. Чтобы помнить. Чтобы улыбаться будущему.

Долгарева Анна. За рекой смородиной. Стихи. – СПб.: Лира, 2024. – 192 с. – (Серия «Покет. Стихи»).

Андрюха Швед,
Девятнадцать лет.
В магазине не продавали сигареты и водку –
Совсем же дитё.
Не надо, говорит, не фоткай,
Дай закурить, тёть.

Вопреки желаниям матери
Ушёл, печали не зная.
Стоял такой с автоматом
На самом краешке мая.

Сигарета в почерневших пальцах,
Рябь на траве, как в воде.
А так бы хоть на фотке остался.
А теперь нигде.

С именем Анны Долгаревой связано сегодня множество мифов и мемов. К сожалению, при этом стихи отходят на второй план. И это неправильно. Анна – по-настоящему технически разнообразный поэт. Если, например, Игорь Караулов берёт многожанровостью, то Анна филигранно играет со строфикой, с неточностью рифм, с расшатанностью ритма. Она всецело владеет дыханием своих читателей, управляет ими, как бы призывая то с нею спорить, то её благодарить. Анна-герой и Анна-поэт – две разные Анны, они могут говорить друг о друге, но живут параллельные истории. Анна-герой сжимает зубы, а вот Анна-поэт открыто воет, оплакивает, благословляет, молится.
Про себя Анна может говорить, что она – «русская мойра Атропос» или «я диктофон, я камера, я память», но за этими стихами мне видится мощнейший композитор: музыка, записанная буквами, и не тексты песен, а способ поместить само время в стихи. Её музыка предельно документальна, она не вообще про войну, она про конкретный момент в истории России.
И только в этом родство Долгаревой с поэзией Бориса Рыжего: «мальчишка в серой кепочке» сохранил развал Советского Союза, а «баба в бронежилете» поёт создание нового государства. Потому что стихи Анны не о смерти, а о «вырывании жала», о бесстрашии, о любви.

Молдавский Дмитрий. Фантазии и выходки. Стихи. — СПб.: Лира, 2024. — 160 с. — (Серия «Покет. Стихи»).

И конь, и инок исконИ икОнны,
в них прозреваю неземные лики.
Всё превосходят иноки и кони:
и ум мой малый, и мой грех великий,
моё уничиженье и гордыню,
где целое — лишь сумма половинок…
Не оставляют ничего в помине,
приняв в себя однажды, конь и инок.

Иные кони, иноки иные,
но для меня и для Него — всё те же,
из глубины веков приходят ныне,
чтоб превзойти, принять или утешить,
напомнить о поруганном законе,
на путь наставить неисповедимый,
чтоб проступал во мне, как на иконе,
то иноческий лик, то лошадиный.

Если говорить о ряде поэтов-мужчин, то Александр Пелевин – штабной стратег и трикстер, Игорь Караулов – академик, выехавший на фронт, Дмитрий Артис – балагур с передовой, современный Василий Тёркин, Дмитрий Мурзин – мудрый интендант, горькой иронией благословляющий идущих в Закат, а Дмитрий Молдавский – труженик тыла, пролетарский поэт с бронью, выходящий вечерами после смены с повязкой дружинника по району. Я выбрал нетиповой текст для Дмитрия, чтобы показать чистоту его слуха, поскольку, ориентируясь на заводской цех, свою речь Молдавский выставляет суше и жёстче.
Основная тема его лирики – «разговор Франсуа Вийона со своей совестью». Есть несколько тем, которых мужчины не касаются. Не принято. Не только в цеху, вообще в мужской среде. Даже перед зеркалом о таком молчат. Нас так воспитали. Даже когда возникает потребность произнести подобные слова, мы не можем их вообразить, они исключены из лексикона, заменены чем-то далёким, не нашим. И вот Дмитрий по-русски изобретает их с нуля. Объяснения с матерью. Признание, что не рискнул покорить свою Музу, бросил учёбу, влюбившись и не преодолев скромности. Проговаривает новые молитвы, необходимые именно сейчас. Признаётся в страхах. Принимает свою слабость. Нащупывает новую надежду в разваливающемся мире.
В его стихах нет призыва к бою. В его стихах обнаружение себя. Патриотизм по Дмитрию Молдавскому – понимание, кто ты есть и кем ты быть не хочешь. Это обнаружение твоего собственного «нет», с которого в дальнейшем уже не сойти. Потому что граница прочерчена, прямо сейчас, твоими собственными словами. И если они сказаны – душа спасена.

Три эти книжки путешествуют со мной в рюкзаке больше месяца, я прочитал их подряд, я открываю их наугад. Книга улыбки. Книга надежды. Книга упрямства. Все разные.

Примечание:
Сергей Ивкин – поэт, художник, библиотекарь. Автор 13 книг стихотворений. Постоянный автор журнала. Живёт в Екатеринбурге.