Игорь Касько

«В зиме по пояс…»

Об авторе: Поэт, переводчик. Автор четырёх книг и публикаций в журналах «Дружба народов», «Крещатик», «Юность», «Аврора», «Плавучий мост», «Poesia» (Италия) и др. Один из основателей литературной группы «Кавказская ссылка» (Ставрополь). Член Союза российских писателей.

* * *
Мой отчий дом за тридевять земель
стоит под небом, полным светлой грусти.
Он на порог меня сейчас не пустит.
Он пуст и холоден, как челн, что сел на мель.

В моём дому, открытом всем ветрам,
лишь память хороводит, причитая
псалмы и песни – вечная святая.
Мой дом – забытый в прошлом божий храм.

Там по углам сквозь время проступают
родных и близких светлые черты.
И стоя у незыблемой черты,
я поимённо всех их вспоминаю.

* * *
Птичка-синичка, миленький жёлтый бок,
ты – наш бесстрашный, ты – наш пернатый бог,
маленький наш нахохлившийся герой,
ты полети-отыщи там, за Бой-горой:

город, в котором люди не знают войн,
верят в добро и дарят друг другу свет,

улицу, на которой живёт любовь,

дом, что не видит горя который век,

сад, что растёт и радует тишиной.
Там, в том саду, есть клён,
там и свей гнездо.
Это отныне будет твой новый дом.
Это отныне будет твой новый мир –
мир, населённый ангелами-людьми,
только без крыльев. Им передай привет
и прочирикай весть о заблудших нас –
тех, кто не прячет долу горящих глаз,
просто не знает главный, на всё, ответ.

Птичка-синичка, не подведи, лети,
пусть улыбнётся счастье тебе в пути.

* * *
На нашей даче
замедляется ход вещей,
и никак иначе.
Средь деревьев и овощей
падает даже скорость света
на всё лето. При этом
скорость звука вырастает.
Он сначала бежит, потом быстро тает
в конце улицы, в низине за пру’дом.
И солнце по вечерам улетает птенцом красногрудым,
а по утрам возвращается золотой жар-птицей.
На даче прекрасно спится,
не то что в беспокойном муравейнике города.
… Жалко, что лето так коротко.
Жёлтые архангелы очень скоро
протрубят весть об осени. И хором
им откликнуться листья, улетая в дальние ойкумены.
Осень рыжим хвостом лисьим
сметёт всё тепло. И холодные стены
наших одичавших квартир
очертят наш серый мир
и границы света
до следующего лета.

* * *
В тебе и в полинявшем небе
стихи и больше ничего.
На свете дня, воде и хлебе
настояны. Гудит пчелой

осенний день. Он – сборщик мёда,
он намывает серебро
из рудных слов. Его тенёта
тебя утащат за порог

и дальше, в сумрачные дали,
в чернильный мир, где свет и мрак
перемешались, где не ждали,
что ты всплывёшь близ вечных врат

в миры, что людям не доступны.
… И ты, воскресший меж людей,
опять раскладываешь буквы
и исполняешь волю дней,

что бьются волнами о берег,
и веришь в то, что штиль не скоро.

* * *
Слова мои – во’роны,
ждущие белых снегов,
чтоб в свете их чистом купаясь,
отмыть свои перья,
и дальше – на исповедь,
в неба тугую петлю,
а после – навеки остаться
на горних вершинах,
оттуда стремясь докричаться
до чёрных полей,
где во’роны зёрна клюют
и мечтают о снеге.

* * *
В зиме по пояс белая страна,
и третий год сюда не долетают
грачи с весной. Как лотова жена
стоит зима. Застыла. И не тают

ни снег, ни лёд. А звёзд неровный строй
вмёрз замертво в небесные пенаты.
Луна зияет чёрною дырой.
И все вокруг ни в чём не виноваты.

* * *
А мы, теплом друг друга потчуя,
всё лето выпили до дна…
И ждём отца. А может отчима.
А может мать придёт одна.

Прибьются листья-беспризорники
к земле, приняв её уют.
И укачают осень дворники,
и колыбельную споют.

И мы уснём под это шарканье,
под этот утренний шансон.
И нам приснится каша с шкварками,
и будет вещим этот сон.

* * *
Мы прятали нежные чувства,
потом не найдя эти схроны,
кощеи на грани кощунства
и боги, хотя и хароны.

Мы – ангелы мира, мы прячем
под масками ран наши лица.
В небесном живом и горячем
нам всем после смерти разлиться.

Нам всем разлететься по весям,
которых не видно отсюда.
А здесь мы над миром повесим
подкову на счастье, как чудо.

Ни дрону она не подвластна,
ни всякой крылатой ракете,
как солнце, чиста и прекрасна,
и светит, и светит, и светит…