Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 4(38)-2024

Юлия Пикалова

Мост

Об авторе: Родилась в Москве, окончила филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета и программу «Магистр делового администрирования» государственного университета Калифорнии. Сделала успешную карьеру в ведущих международных компаниях. Стихи Юлии Пикаловой публиковались в литературных журналах России, Украины, Бельгии, Канады, Дании, Германии, Италии, США, Австралии, Вьетнама, Чили. Лауреат журналов «Сура» (Россия), «Эмигрантская Лира» (Бельгия), фестиваля “Europa in versi” (Италия), обладатель первых премий „Rudy De Cadaval“ и “Città del Galateo” (Италия). В 2020 в Москве вышла её книга «ПЕРВАЯ». В 2021 в Италии вышла двуязычная книга “CAMMINARE SULL’ACQUA”: более 80 стихотворений перевёл Паоло Статути, выдающийся переводчик русской поэзии. В 2021 и 2022 в Италии поставили музыкальные спектакли с её стихами. Недавно вернулась к оставленным в детстве занятиям фортепиано, с 2017 года выступает на фестивале Milano Amateurs & Orchestra и трижды становилась его победителем. Живёт в Италии.

Декабристов, 57

Всё та же рябь канала.
Но на мост
никто вздыхать не ходит, как бывало.
Я здесь одна.
И даже в полный рост
мне высоты, увы, недоставало.

И на меня
как будто со стыдом
глядит большеоконно, большеоко
судья,
свидетель,
соучастник –
дом,
последний адрес Александра Блока.

Бетховен

Вы прикажете слугам не впускать Бетховена
заблокируете его в мессенджерах и соцсетях
одни воюют другие майнят биткоины
третьи интригуют и путаются в путях
четвёртые смесь предыдущих двух не попадают в вену
истерическая правда вступает в свои права
по невзорванному мосту французская армия входит в Вену
я смотрю с него на Дунай у меня кружится голова

Вы прикажете себе уехать уехать себя ломая
но сохраните письма наложив седьмую печать
я стою на мосту осень страшная и немая
«Вы спрашиваете как живу я предпочёл бы не отвечать»
рядом Наполеон взрывает крепостные стены
страх не добить лежачего низость и низачот
и под мостом голубая кровь из Вены
течёт течёт

лучше блэкаут чем шепоток и сплетни
чёрный квадрат в себе заключает всё
снявши голову хорошо смеется последний
над временем вравшим нам что всё унесёт
Ваши письма найдут через полтора века
переведут издадут я читаю их спустя два
жаль до меня сказали: от всего человека
нам остаётся часть речи у меня кружится голова

что ощущали Вы живьём обрубая
самоё себя беда здесь или вина
всё течёт течёт по Вене кровь голубая
и Вы живы пока вливается Вам она
разрушение опустошение барабаны и мародёры
город земля душа в огне в огне
значит в самом себе он будет искать опору
и найдёт заодно давая её и мне

я стою вцепившись в перила и в гулком громе
различать начинаю издалека едва
«только звуками – ах не слишком ли я нескромен
думая что звуки мне послушнее чем слова»
только звуками из бесформенной тьмы наощупь
и пускай он не слышит ни стереоканонад
ни тишины но так вернее и проще
потому что музыка – над
_________

По письмам Бетховена времён войны с Наполеоном. В основном из
переписки с Жозефиной Дейм, найденной в 1950-х; прямые цитаты
в кавычках курсивом; ряд слов почерпнут из других писем (про
разрушение, опустошение и барабаны; про опору в себе…)

Квест. Москва

Сирень в бреду. И веет ветер пьяный.
Его шатает в глянцевой листве.
Нет в мире постоянней расстояний,
Чем в этой закольцованной Москве.

Проулками, мостами, берегами,
Бульварами в сиреневом дыму…
Хожденье без Вергилия кругами
Не близит никого и ни к кому.

Безликая струится толчея.
О, чтоб не одному – напополам бы!
Себя в витринах до ночи двоя,

Бродить, бродить – как будто ты и я.
Вернуться в дом. Гори, гори, моя
Энергосберегающая лампа…

Пленник

По следам письма Пастернака Цветаевой
на „Поэму конца“

Четвёртый день сую в пальто
кусок туманно-мглистой Праги
с кафе, вокзалом и мостом,
встающими с листа бумаги,
и с теми, кто –
отныне –
врозь.
Разминовение. Расплата.
Безмолвствует старинный мост,
что их соединял когда-то.
Я вижу, как они бредут
поодиночке
(руки стынут),
невольный пленник злых минут,
минут, которые не минут.

Небо в тумане тонет

Небо в тумане тонет,
Путая и губя.
Лоб уроню в ладони,
Помнящие тебя.

Где ты, моя отрада?
Где ты?.. Душа пуста.
Видимо, так и надо –
Ринуться, как с моста.

Мост

ты – память драгоценная моя,
и ты – мечта, которую лелею,
и чем от первой дальше, тем она
сильней, и тем безудержней вторая,
и обе возрастают что ни день:

блуждает ум между вчера и завтра,
а тело может только в настоящем
и, что ни ночь, дрожит живым мостом
меж „ты“ и „ты“ и ждёт: мечта и память
в изнеможённом теле совпадут
Камень на камне

Даже если я буду другая,
И другой призовёт меня свет –
Корабли и мосты не сжигаю,
В разрушении доблести нет.

И пускай неизвестно пока мне,
Что кончается, жизнь или год –
Я оставила камень на камне,
Может, кто-нибудь их подберёт.

Varisco Serafino

…не из нашего столетья.
А. Ахматова

Тот городок был новым для меня.
Я в нём нашла местечко потайное
У самой кромки озера. К нему
Спускаются заросшие ступеньки,
И дальше только озеро и я
Да чайки, накричавшиеся за день
И странно смирные.

Сюда живые звёзды наблюдать
Без неживого городского света
Ходила три бессонницы подряд,
Едва во тьме ступеньки различая.
Потом три дня шёл колыбельный ливень,
А, может быть, три месяца – не помню,
Всегда с трудом я понимала время.
Нет, не всегда:
В одной из прошлых жизней
Был календарь расписан по часам,
И время подчинялось этой сетке
И было исключительно квадратным.
Как хорошо, что это позади,
И время может течь совсем свободно
Или не течь вообще.
И вот спустя три дня или три года
Пришла я снова к узеньким ступеням –
И ничего не узнаю: туда ли
Попала я? Откуда этот свет
Торжественный? Неужто и сюда
Проникли фонари, и не осталось
На свете первозданных уголков?
Поблёскивали празднично ступеньки,
И, оступиться не боясь, я вниз
Почти бежала. Да, к воде, к воде! –
И – врезалась в серебряную стену,
И потеряла зрение на миг:

Луна!
Так вот какие полнолунья
Таит забытый богом городок!
Но что я говорю: «забытый богом»?
Не это ли – присутствие его?

И вот стою, лицом к лицу, как есть,
Благоговейно руки опустив,
Вся на свету, теряясь в этом свете,
На этом свете иль уже на том,
И строки не из нашего столетья
Текут через меня. Двадцатый век
Пришёл не сразу по календарю:
Ждал девятьсот четырнадцатый год.
А эти строки явно довоенны,
Но знают всё о Первой, о Второй.
И в самом малом здешнем городке
Вы обелиск найдёте с именами
Всех жителей погибших, и пропавших,
И умерших впоследствии от ран.

Однажды возле маленькой часовни
В горах на одинокую табличку
Наткнулась я. Всего пять слов:
SOLDATO
VARISCO SERAFINO
ПРОПАЛ В РОССИИ.
И ни лица, ни даты, ни намёка,
Кто и когда его увековечил
И почему на этой высоте.
Возможно, это был отец семейства,
И правнуки его живут на свете
И даже как-то съездили в Москву:
Вот фоточки на фоне Фьораванти,
Восторг в глазах, ушанки на морозе –
Как экзотична русская зима!
Возможно, это юноша безусый,
Единственный у матери, и та
Пережила его на сорок лет: подолгу
Живут здесь люди. Сорок лет ждала,
И даже больше, сорок и четыре,
Пока железный занавес не рухнул,
Но и за ним его не оказалось.
Как экзотична русская зима.

И вот стою, и все эпохи сразу
Текут через меня. Наверно, здесь
Портал для всех, кто памяти взыскует,
И в этой полнолунной тишине
Я чувствую присутствие в природе
Всех, кто до срока растворился в ней.
Об этом ли я думала, когда
Отправилась предсонно прогуляться?
Но с обелиском маленькая пьяцца,
И чёрная зеркальная вода,
И белая огромная луна
Меня вберут, со мною растворятся –
И не начнётся новая война.