Алексей Шмелёв

«Я застыл шиповником у забора…»

Об авторе: Родился в 1987 году в Москве. Один из основателей культурного арт-проекта «Мужской голос». Участник антологии «Живые поэты». Автор 5 книг. Стихи публиковались в журналах «Юность», «Нева», «Дружба народов», «Москва», «Плавучий мост» (N2, 2023). В составе литературно-музыкальных групп Алексей Шмелев часто выступает в Москве и других городах России.

* * *
И я снова поверю себе –
и себя обману,
и я снова прощу сам себя и
предам себя снова.
Улыбнись мне во сне –
отпусти мне чужую вину.
И я храм возведу,
взяв улыбку твою за основу.
Мне осталось недолго
горбатые бревна тесать,
молчаливый топор
заносить над своей головою.
Мне бы только успеть
подпереть над тобой небеса
до того, как они упадут
и очнутся травою.
Сколько жизней подряд
я не мог ничего поменять –
я глаза закрывал и мне снилось,
что радость мне снится.
Моё сердце глазами твоими
глядит на меня, улыбается мне
и уже ничего не боится.

* * *
Ни разлуки, ни горя
не случится у нас –
будет домик у моря,
тихий свет твоих глаз.

Я не знаю откуда
это знанье во мне –
будет нежность, как чудо
солнца луч на стене.

Будут смех и объятья,
а потом на плече
твоё белое платье
растворится в луче.

Колыхнется от ветра
тюль в раскрытом окне
и прольёт столько света,
сколько нет на земле.

И в том свете не будет
даже примеси тьмы –
лишь сплетение судеб,
только вечные мы.

* * *
Словно в фильме одном из –
там где главный герой умирает в конце
на руках у любимой
за мгновение до отправления поезда.
Так и я перед тем, как уснуть навсегда
разгляжу у тебя на лице
перемену от радости до пустоты и спокойствия.
Потому что нельзя просто так
стать счастливым в тюрьме цифровой
не для этого фильм начинался не этим и кончится –
но они не успеют стереть облака над твоей головой и по ним я пойму
что любовь это ключ, среди прочего.
И когда-нибудь снова глаза приоткрыв
на холодном полу, или прочей клеёнке роддома —к чертям декорации.
Я уже буду знать, что найду тебя и не умру.
Мы успеем в вагон и на титрах начнём целоваться.

* * *
Такая пустота внутри,
что лучше внутрь не смотри –
что лучше посмотри туда,
где режут небо провода.
Где в накрахмаленных рубашках
шагают те, кто пустоту –
пилоткой, кителем, фуражкой,
присягой, пулей налету.

А ты живи и не юли,
себя до срока не спали
в каком-нибудь квартале спальном
любовью глупой и печальной –
как будто в кольцах обручальных
не та же пустота внутри.

* * *
Вверху созвездия качались,
я их руками обнимал –
и не было светлей печали,
чем та, что я чертовски мал.

Чем та, что этот глупый вечер
едва ли сможет отогреть
твои нетронутые плечи
и листьев бронзовую медь.

Чем та, которая со мною
уже живёт десятки лет –
поэт положенный в каноэ
индейцем выплывет на свет.

И я плыву и вижу звезды,
и звезды ждут меня домой –
прошу тебя, пока не поздно,
забудь печали, ангел мой.

* * *
Я не стал ни компасом, ни опорой,
ни звездою, ни фонарём –
я застыл шиповником у забора
на тернистом пути твоём.

Разве может куст заключить в объятья,
отогреть, уберечь, спасти?
Но когда, обняв, ты порвала платье –
научила меня цвести.

* * *
Если пусто внутри
говори о простом –
о любви говори,
о звезде над мостом.

Не считай, не юли –
пусть твой путь будет прост
словно свет от любви,
как звезда или мост.

Пусть плывут фонари
к речке, к церкви с крестом –
не сгорай, но гори,
как звезда над мостом.

Вниз с моста посмотри
где чернеет вода.
И пойми, что внутри –
тот же мост и звезда.

* * *
Приоткроет задвижку усталый халдей,
взглядом опытным наспех измерит,
прохрипит: « Ты любил только добрых людей… »,
и оставит топтаться за дверью.

Ничего – пережду. Мне оно не впервой –
ждать тепла у чужого порога.
Я любил только добрых, как любит живой
всё живое – и видит в нём Бога.

Не отечества дым, не могилы отцов
(да простят меня те, кто про это)
кто я? – чтобы мешать мертвецам мертвецов
погребать, а поэтам – поэтов.

Этот вечный огонь и зовётся судьбой
и на нём прогорю я без дыма,
став не серой могилой с крестом, а тобой
пеплом брошенным с берега Крыма.

* * *
Не видящая разницы
меж мёртвым и живым —
хохочет, словно дразнится
порезом ножевым.
Ползёт упрямо трещина
по выцветшей стене,
спокойно смотрит женщина
в глаза моей вине.
Упругая, как деревце
в ночнушке из листвы.
И ей ещё не верится,
что мы уже мертвы.
Что даже если голову
на грудь мне положить,
то белого безмолвия
нам с ней не пережить.
И вместо мыслей – гул,
лица коснешься невпопад.
Легла на спину улица
и рухнул снегопад.

* * *
До деревни в которую ты –
не приеду к тебе я.
Не увижу у дома цветы
и на грядках навоз.
У тебя будут звезды светлей,
небеса голубее.
Пятистенок сосновый и печь
и крещенский мороз.
Будет дым из трубы
по хозяйски стелиться над полем,
во дворе мерный стук топора,
детский смех из дверей.
Я к тебе не приеду.
Бескрайнее чёрное море
не отпустит меня
на твой север
в страну снегирей.