Суман Похрел

Стихотворения

О поэзии Сумана Похрела

Верное равновесие между почтением к традиции и современным звучанием – вот, наверно, первое, что отмечаешь при знакомстве с творчеством Сумана Похрела. Добавим утончённый лиризм, страстность и медитативное растворение в природе – автор явно не жалует большие города.
С другой стороны, именно такой баланс выделяет личность поэта, говорит о его роли – редкое свойство для нынешней западной, да и русской поэзии. Похрел восхищен мощью Тадж-Махала, но не без юмора замечает, что отдал бы дань возлюбленной еще при жизни. Поэт готов стоять в пробках, если сезонные дожди затопили дороги; или играть с детьми, ценя в детских глазах божественный блеск.
Поэзия – полнота внимания, при которой автор ловит себя на перепутьях, выборе, принятии решения: свет – тень, жизнь – смерть, пребывание в уютном онемении и удивление жизнью, радость от чудесного. Отсюда – свобода: нужно ли выключить свет или дописать текст и ощущение стихии, которая врывается в быт. А еще – мощь природы, особая красота гор, снега, горных рек, тумана и – бесхитростная жизнь в удаленных селах.
Суман Похрел родился в 1967 г. в Биратнагаре, Непал, в возрасте 7 лет переезжает в родовую деревню Качиде в Джанкуте, где знакомится с литературой благодаря обширной библиотеке деда Бидхьяната Похрела. Далее на него оказывает влияние отец – библиофил и знаток искусства и литературы. Лирик, драматург, переводчик и художник, Суман Похрел пишет на родном непали, хинди, урду и английском, дважды удостаивается литературной премии SAARC.
Настоящая подборка – коллективный труд 5 поэтов-переводчиков, разных по интонации и языку и, таким образом, раскрывающих личность автора с разных ракурсов. Впрочем, в наших планах – выпуск книги Сумана Похрела в издательстве Вадима Месяца «Русский Гулливер», где переводчиков будет уже больше.
Последнее наблюдение: примерно половина русских поэтов побывало в своё время в Индии или Непале, открыв для себя этот удивительный регион. Получилось ли нам о нём рассказать – судить читателю.

Тадж-Махал и моя любовь

Сквозь свои лучшие годы
я шел с сердцем,
свихнувшимся от любви.
Хотел в цветении сердца
спрятать тень.
Хотел с помощью любви
выжать насухо сердце,
мокрое от страсти.
Хотел нарисовать картину,
несмываемый отпечаток,
на сердечном холсте.

Сегодня я стою перед Тадж-Махалом.
Смотрю, как мрамор улыбается,
когда солнечный свет касается его.
Я чувствую, как порывы ветра
сходят с ума здесь,
когда они натыкаются на любовь во всей ее высоте.

Я слушаю музыку, пробуждаясь в сердцах
посетителей с мечтательными глазами.

Я захмелел после того,
как собственные чувства
стали вином.

Я забываю себя, мир и все.
Я не знаю,
думаю ли я о Шах-Джахане,
Мумтадж или о себе.
Я совершенно разочарован, ошеломлен,
раздавлен расширяющимся сердцем.

Шах-Джахан, который доказал,
что император ниже любовника,
который превратил могилу в храм,
который дал своей возлюбленной место Бога
и превратил любовь в молитву.
Но есть одно различие
между нами двумя.
Он был всем,
и если бы я хоть когда-нибудь
стал таким же успешным, как он,
я бы не ждал смерти своей возлюбленной,
чтобы воздвигнуть Тадж-Махал.

Перевод Юлии Крыловой

Наставления

Если ниже ты рангом –
будь готов наставлениям внять:

не сворачивай вправо и не отклоняйся влево;
нож держи при себе – оружия остерегайся;
засыпай рано – вкалывай до полуночи;
окна, двери распахивай настежь – тщательно створки закрой;
парами не ходи и в группах – в одиночку не шастай;
не таращись по сторонам; ежечасно свой дом сторожи;
не голодай, но и не наедайся;
не надевай одежду – тело не оголяй.

Непонятны наставники мне,
не способные мыслить.

Жара

Жара вскарабкивается вверх, выше крайней отметины,
словно поклялась она не спускаться, пока не лопнут термометры.

Ветер отказывается дуть в нашу сторону,
будто улетел с тучками в путешествие свадебное, –
вот почему признаков нет дождя.

Всей своей мощью солнце изливает жару,
беспомощной жизни втюхивая своё правление.
Зной разорвал оковы меж телом и разумом,
пот-потоп пропитал тело.
Кожа и волосы неразличимы,
мысли затоплены с головы до ног,
пот прилип к телу. Я вынужден это носить, –
лицедей-человек проклинает одежду.

Окон не существует.
Как чиновники мнимого государства,
ропщут портьеры: имеет ли смысл шевелиться?
Словно злобою, зноем исходят стены.

Комната обезумела от жары.
Кровать накалилась, будто духовка.
Простыня, переполнившись потом, прочь готова сбежать,
слипнувшись с человеком.
Потолочный пропеллер беспомощен, как заместитель начальника,
ибо жара не проявляет вниманья к его беспощадным указам.
Вентилятор настольный притих, как сотрудник гос.офиса,
что внимает упрекам, от каждого в помещении слушая недовольство.

Электричество скрылось за банковским счетом подрядчиков.
Плачет ребёнок – у мамы нет сил покормить его грудью.
Муж на жену рушит гнев из-за несбывшихся планов, удушья жары.
Для жены вспышки гнева не так жесткосердны, как эта жара.

Асфальт закипает,
нагнетая всё больше жары, накаляя терпенье.
Собирать урожай невозможно,
и женщины сбились под деревом в круг погутарить.
На поводке молоденький бычок желает знать,
стесняются ли женщины зимой при обнажении –
росsuman кошные, чьи тайны тел известны только зеркалу, –
сейчас распахнуты, измотаны жарой.

И живость каждой, ловкость и сноровка, – всё превратилось в пот.
Влюблённые почуяли, что им на расстоянии
достаточно друг другом любоваться:
то отвращение, что вызвала жара, сильнее похоти
и страстных вожделений.
Ярило так упрочивает власть,
тщеславие жары растёт неумолимо.
Но, несмотря на это, верит каждый:
жара низвергнется, прохлада воцарится.
Так опыт ведает:
правленье самодержца не может длиться долго.

Перевод Жанны Сизовой

Встреча с жизнью

Жизнь гналась неустанно
за желаньями, сродни миражу. Чудом
на него натолкнулся, коротавшего ночь
на берегу Времени. впился в него взглядом провидца.
ущипнул, чтобы разбудить.

Спросил, почему меня бросил. спросил,
отчего нёс он мои мечты, но вот
решил сбежать. Еще спросил,
отчего вожделевший носиться с мечтами,
пошёл он неизвёданным путем.

А он, всё кутаясь в заспанное одеяло,
лежал себе, как бревно,
притворясь, будто видит седьмой сон.

Тогда я выложил ему такие советы:
никогда не топчи солнечные лучи и не ходи по ним
никогда не носи бурю в руках
никогда не улыбайся, попивая из горящей чашки
никогда не спи в снежной постели
никогда не обнимай воду_ _ _

Тут он резко вскочил на ноги,
одеяло свое подобрал
и умчался в такой спешке,
что с того самого дня – больше я его и не видел.

Перед тем как выключить свет

Притихшая темнота
Шарит по стенам
Пальцами ветра
И – проникает
В наш дом.

Свет,
Высовываясь из окна,
Близоруко
Всматривается
В темноту.

Скованный нерешительностью
И одержимый страстью,
На этот раз
Я потерял равновесие:
Голова идет кругом,
Я отстраненно всматриваюсь
В эти сонные глаза.

Будто бы не замечая
Беспокойства,
Вызванного силой любви:
– Нужно ли мне дописать стих
Или погасить
Свет в комнате?

Перед статуей Будды под дождем

Люди
скучились, толпятся
посреди улицы
в настрое праздничном,
напрочь забыв дела и бумажки.

Море людей и зонтики,
море зонтов и люди.

Их головы под покровом зонтов –
будь то Зебунниса, Катерина,
Клеопатра или Фенечка –
каждая знает о себе такое!

В противном случае –
маленькая Темза смешалась бы
с водами Багмати,
а крохотный Нил втекал бы в поток Пикхувы –
нечего и говорить, что Будда был безоружен?
не играл на пианино,
и нет свидетельств,
что он делал снимки.

Скажем, как на духу:
мы восхваляли Ангулималу,*
и, следовательно,
в праве передать мой привет Ампрапали.

В такие минуты
я – ревнитель отчей славы,
смытой сезонными наводнениями;
ни к чему мне абстрактные формы,
прилепившиеся к мифам, истории и преданиям.

И когда дорогу преграждает наводнение –
главное это чтобы не смыло почву,
неважно, что опоздаю
к пункту назначения.

Мне страшно, что поток
сравняет холм,
на котором стою.

Перевод Германа Власова

Оползень

Прокляты эти мгновенья,
что не имеют смысла,
Прокляты вера и чувство,
что мимолетны.

Эфемерные убежища в груди:
Разве реки не могут течь свободно?
Разве снег не может просто таять?

Нам так холодно.
Лед касается нашей кожи,
проникая глубже,

глубже и
глубже
внутрь нас.

Наша жизнь в каждом миге,
но вокруг нас всегда –
Оползень.
Оползень.
Оползень.

Лихорадка

Лихорадка окутала тело мое,
спеленало тёплыми поцелуями любви
на мгновения,
не знающие границ.

Все свое отдав,
окунулся я в блаженство,
в кокон безумия ее тонкого
с головы до пят.
И было мне восторгом
кожей чувствовать
жаркое тело,
а еще ее мягкость ощущать
хочу всю свою жизнь.
Жить в лихорадке,
хочу чтобы ты
стала моей лихорадкой.

Между радугой или мелодией

Когда ты вошла в комнату,
тишину пробуждая звоном цимбал,
шторы заставляя плясать под звуки браслетов, –
аромат поднимался от холстов и тетрадей;
кисточка моя стала беспокойной,
а перо – восторженным;
глаза же, руки, прочие части тела –
будто были под током.

Сердце излучало по комнате радугу –
эти цвета юности и
переливы мелодий жизни.

Ты, сидящая предо мной,
силой обладаешь
претворить сознание
в картину, стихи, музыку –
во всё, что угодно!

Знаю, сегодня ты не скажешь всей правды.
Порукой мне
лишь твоя тихость, глаза и
неслышный сердечный зов.

И надо мне выбрать, пока еще в рассудке:
будет то кисть или ручка,
мои глаза, руки или что другое
дабы создать
неповторимый букет
всего
в тебе одной.

0-0-0-0-0

Перевод Марии Брегман

Ковидный гуру

И пришло время,
несущее страх,
и распространило его посреди людей
в каждом доме,
каждом укромном уголке
на земле.

Времени опасаясь
люди отдалились от людских тел,
но сохранили привязанность
к людским сердцам.

Приход пандемии,
принёсший страх,
научил человека
теряющего сердце,
как ему поступить,
дабы вернуть себе себя.
До книги Бытия.

Рассвет

С первыми лучами рассвета
птицы вылетают из гнезд,
завидев мощь и мелодию,
солнце после глубокой спячки пробуждается и
встает из-за горизонта,
щебет оседлав птичьих крыл.

Человек, окутанный объятиями снов
в самой своей сонной глубине,
пробуждается внутри себя,
созерцает видения,
раздробленные за пределами его сна, и начинает
собирать пропитание, чтобы снова
отправиться на неизведанные пути.

Каждый день,
наступает новый день,
когда птицы
стремительно
начинают лететь.

0-0-0-0-0
———

Перевод Алексея Остудина