Валерий Котеленец

«И неугасающий свет…»

Об авторе: Поэт, прозаик; родился в городе Асино Томской области. С середины 60-х живёт на Алтае. Публикуется с 1979 года. Лауреат нескольких премий, в том числе, премии журнала «Урал» за роман «Лилия долин» (2012), премии имени Д. Мамина-Сибиряка за книгу стихов «Рукопись» (2015), премии «Присутствие» (2024) и др. Публиковался в журналах: «День и Ночь», «Урал», «Плавучий Мост», «Алтай» и других. Издал одиннадцать книг поэзии и прозы в Барнауле и Москве.

* * *
Здесь белая церковь когда-то была.
Снесли, будто головы с плеч, купола.
Крапивой заросшие, еле видны
останки щербатой кирпичной стены.

Заброшенный сад. А за ним – огород,
где сизый укроп и капуста растёт,
где ветхое пугало – руки вразброс –
стоит на ветру, как распятый Христос…

* * *
Я тоже навечно в ответе
за эту дремучую даль,
за сосны угрюмые эти,
за рощ одичалых печаль,
за землю, седую от стужи,
за выжженый солнцем зенит,
за то, что внутри и снаружи,
за то, что щемит и саднит…
И памяти рана сквозная
во мне до скончания дней…
А родина даже не знает,
что я существую на ней.

* * *
Все окна отворил.
А на душе темно.
Я столько натворил,
что не исправить… Но…

Всё кажется: вот-вот,
прервав порочный круг,
вдруг что-то там блеснёт
и озарится вдруг…

Все двери распахнул.
А некому входить.
Далёкой жизни гул
пытаюсь уловить…

Но злая тишина
живёт в дому моём.
И чёрная луна
глядит в дверной проём.

Всё выпито до дна.
Всё выжито до дна.
Бетонная стена.
Бездонная вина.

* * *
Обделили нас вином.
Даже стопки не налили.
Вот и осень за окном
ходит в жёлтом кринолине.

А за осенью зима
в белом саване маячит.
Если я сойду с ума,
кто по мне заплачет?

Если я сойду на нет –
навсегда, навечно,
кто найдёт мой робкий след
на дороге Млечной?..

* * *
Всего-то и надобно – остановиться,
поднять к воспалённому небу глаза
и долго следить, как усталая птица
над лесом летит и скрывается за…

Как солнце колеблется в дымке закатной
и медленно падает за окоём…
И время опомнится, пятясь обратно –
к чему-то, забытому в прошлом своём.

И сердце очнётся, и память помчится
туда, где ни смерти, ни времени нет,
где вящие кущи и вещие птицы,
и неугасающий свет…

* * *
Пространство октября заполнено листвой
под самую завязку.
Так низко облака ползут над головой.
Так время медленно и вязко.

Не парься, что зима уже за тем углом.
Туда ещё живым добраться надо.
Всё вопиет о том, что жизнь – сплошной облом.
А ты талдычишь тупо, что награда.

Забудься и забудь. На лавке посиди.
На небо погляди без грусти и укора.
Туда тебе ещё не надобно идти.
Туда ещё не скоро.

Но как ты ни крути, а жизнь опять права.
Она тебе задаст ещё задачи.
И время неразменно, как листва.
И нету сдачи.

* * *
Журавли ещё не улетели.
И не вся попадала листва.
Целый день слоняешься без цели,
бормоча забытые слова.

Глянешь в даль – а там туман да морось.
Глянешь вверх – и там просвета нет.
И стреляет под ногами хворост,
будто чей-то чёрный пистолет.

И какой-то звук невыносимый –
то ли сзади, то ли впереди.
То ли стонут мёрзлые осины.
То ли сердце рвётся из груди.

* * *
И упаду я на
шар этот голубой.
И кончится война
меня с самим собой.

И вся эта фигня –
то бишь и тьма и свет…
Поскольку без меня
ни тьмы, ни света нет.

* * *
И ничего не будет –
счастья, величия, славы…
Всё смывает бесследно
Леты слепая вода.
Всё пожирает время –
зверь стотысячеглавый,
жалкие кости былого
выплёвывая иногда.
Как ни крути, в итоге
этой бодяги длинной,
вымученной, нелепой,
сляпанной вкривь и вкось,
тот, кто слепил всё это,
скомкает в длани глину,
грустно вздохнёт и скажет:
«Снова не удалось!»…

* * *
Вода огонь в себе таит,
как ангелы – чертей.
И жизнь большая состоит
из маленьких смертей.

Снедая дух, пирует плоть.
Слепы поводыри.
Но бьётся запертый Господь
у каждого внутри.

* * *
Вновь эта боль непомерная,
эта слепящая тьма.
В ночи такие, наверное,
люди и сходят с ума.

Что ты, душа окаянная,
в угол забилась, как зверь?
Разве в твои покаяния
кто-то поверит теперь.

Горькие сны и пророчества.
Памяти чёрствый ломоть…
Может, от одиночества
нас и придумал Господь?

* * *
Скажи скорей, что я подлец,
толкни меня, ударь,
пока не спятил я вконец,
не превратился в тварь.

Пока я помню путь назад,
пока я человек…
Но ты, упав лицом в салат,
молчишь как рыба хек.

И всё невнятнее во мне
бормочет здравый смысл.
И тени пляшут на стене,
похожие на крыс.

И кто-то бьёт уже хрусталь
в разгульном кураже…
И никакая красота
нас не спасёт уже.

* * *
Все мы медленно сходим с ума.
Даже те, у кого его нет.
Потому, что кругом сумасшедшая тьма
и свихнувшийся свет.

За последней чертой не видать ни черта.
Заколдованный, замкнутый круг.
Потому, что внутри у меня темнота
пострашней, чем вокруг.

Только я до сих пор ещё всё-таки есть.
И с тобой, как ни странно, вдвоём.
Потому, что ты намертво здесь –
в умирающем сердце моём.

* * *
Тяжело с любимыми прощаться,
к небу безответному взывать.
Надо понемногу возвращаться.
Надо помаленьку оживать.

Надо распроститься со слезами,
выдохнуть последнее «прости».
И с сухими, мёртвыми глазами
до конца последнего идти.

* * *
Хорошо на этом свете одному.
Не зудит никто, не тычет, не клянёт.
И ничем ты не обязан никому.
Хочешь – прямо, хочешь – задом наперёд.

За окном торчит зелёная луна.
Водолей танцует с Рыбами канкан.
И такая ночью в доме тишина…
Только звякает бутылка о стакан.

* * *
Ничего уже не будет никогда.
Ни о чём уже не стоит сожалеть.
А в реке такая чёрная вода,
что в неё опасно с берега глядеть.

Ну и ладно – помирать так помирать.
Ну и чёрт с ней, с этой жизнью растакой.
Отобрали всё, что можно отобрать –
гордость, совесть, душу, родину, покой.

Неприкаян, нераскаян, непрощён,
ни во что уже не веруешь, как все.
Только память трепыхается ещё,
как раздавленная птица на шоссе.

* * *
В комнате у нас
солнце и цветы.
Только ты и я.
Только я и ты.
Да ещё один
очень важный кот.
Только мы его
не берём в расчёт.
Мы почти навек.
Мы почти семья.
Только я и ты.
Только ты и я.
Да ещё одно
фото на стене.
Чтобы раем жизнь
не казалась мне.

Что-то вроде романса

Дни идут, никуда не идя.
Сад трухой золотой заметает.
Ветер ноет, как злое дитя.
И бельё на верёвке мотает.

Слишком тихо и пусто в груди,
чтобы с жизнью хотелось расстаться.
Если ты говоришь: «Уходи»,
это значит, что нужно остаться.

Это значит – отныне и впредь
быть статистом в дрянной мелодраме.
Что ещё нам осталось жалеть,
кроме этой трухи под ногами?

* * *
Вот дошёл я до самого края.
И стою, как простой идиот,
то назад сокрушённо взирая,
то тревожно взирая вперёд.

А закат полыхает зловеще.
И туман всё окрест заволок.
И душа моя слабо трепещет,
как зажатый в горсти мотылёк.