Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 1(39)-2025

Олжас Сулейменов

«Я отправился в дальний путь…»

Об авторе: Род. 18 мая 1936, Алма-Ата. Поэт, писатель-литературовед, дипломат.

«Олжасу Сулейменову давно уже близка идея братства культур и духовное взаимообогащение народов. Он хочет читать историю, как большую книгу переселений и изменений знаков. Расшифровка письменности, языков и легенд, по его мнению, поможет нам по-другому взглянуть на Историю Человечества, все же единую, в которую разделение и произвольная изоляция внесли замешательство. Это страстное чувство проходит через всю книгу, и, несмотря на шутливую, едкую полемическую форму, это произведение от корки эпическое: давно уже наш раздробленный мир не слышал такого сильного голоса — мы признаем Олжаса Сулейменова наследником или преемником Гильгамеша, Гюго, Хлебникова, одним из тех, величие которых естественно».

Леон Робель (Франция)

«Над белыми реками стаи летят…»

Над белыми реками
стаи
летят,
как чёрные хлопья
сгоревшего лета,
летят, развеваясь,
как чёрные ленты,
летят мои утки,
куда захотят.
Озёра солёные, сладкая тина,
чебак африканский,
негорький,
бескостный!..
Мне кажется –
с медленной стаей утиной
покинула родину Птица Спокойствия.
И сизые перья осели на реки,
ушла, я боюсь, что устанет, устанет,
останется там,
где навеки, навеки
я сам бы остался.
Наверно б остался.
…Весною восходят они из-за гор,
лучами тяжёлыми,
первые клинья,
устало вонзая потёртые крылья
в прозрачный и вязкий
воздушный раствор.

«Опаздывают поезда…»

Опаздывают поезда.
Опасен семафор зелёный,
упала серая звезда –
опаздывают самолёты.
Прищурил бровью карий свет
мыслитель доброго столетья –
всего на расстоянье плети
опаздывает твой совет.
Тень будущего на портрет
навалится,
ломая краски,
любимая,
на сколько лет
опаздывают твои ласки!
По клавишам и – закричат!
на выручку, быстрее Листа,
из эпоса джигиты мчат,
опаздывая
лет на триста…

«Я таю над ночными городами…»

Я таю над ночными городами,
Их много, молчаливых под крылом,
Огни земные, как снежинки тают,
Годами оседая над огнём.
Я пролетаю над ночным Парижем,
Огни, всё те же рыжие огни!..
Упав лицом в иллюминатор вижу,
Что мне знакомы издавна они.
Кизячными кострами полыхают
Приморские чужие города,
Над миром ночь как будто неплохая,
Огни мелькают,
Мечется радар,
Напоминая нам,
Что всё спокойно.
Глаза ночей, подкрашенные хной.
Внизу трава полита темнотой.
Костры. Луна. И ожидают кони
Пронзительного выкрика: «Атой!»

Я пролетаю,
Словно в планетарии,
Огни мерцают, тайны отдают.
Укутав ноги, женщины читают.
При свете ламп историю мою.
Не все бывает в жизни важно.
Огни. На все пути молчат огни.
Иллюминатор от тумана влажен,
Растут, сливаясь,
Частые огни.

Актёр и ночной город после премьеры

Притворяется мост
чёрной радугой,
притворяется лондонским
дождь.
В ладоши стучат.
А не радует:
это шлёпанье мокрых подошв.
А болезнь притворяется гриппом;
эта женщина – недоступной.
Отворяется дверь со скрипом,
закрывается дверь со стуком.
Человек притворяется штатским,
но не очень, а так,
на пятак.
Притвориться бы принцем датским!..
Посоветуйте, штатский,
как?
Согласитесь, талант – притворство.
Как же грустному притвориться
грустным?
Видите эти лица?
В них отчаянное упорство.
Эти будут, уверен,
грустными!
Эти в принципе не отступят!
Обнимают они – до хруста,
и садятся на стул со стуком!..
Мы несчастны, и вам это нравится,
о, оно снисходительно, зло.
Мы угрюмы, чтобы вам было радостно.
Мы печальны, чтоб вам повезло!
Надоело играть до смерти,
дверь свою отворяешь,
как вор.
Спишь.
И снятся аплодисменты.
…Во дворе кто-то палкой выколачивает
ковёр.

В винограднике

По виноградному листу
ползут улитки
и тащат на спинах
кибитки.
Кочевник скакал,
а век его полз,
у каждой бурной сложности
есть тихий образ,
он обнажающе прост
(чтобы понять суть общественного явления,
найди в природе сравнение).
«Ты ползёшь», – улите скажем,
удивится: «Нет, мы скачем».

Гадалка

Зайди в мой дом
со мною подыши.
Открой себя, как открываешь двери,
сними одежды пыльные с души,
доверясь так, чтобы тебе доверить.
Если плясун, зачем стоять?
Спляши!
Пусть рухнет балка
над моей гадальней.
Если поэт –
прочти мне для души
дастан Саади о дороге дальней.
Ты возбуди во сне угасший дух,
зачем огонь моих огромных окон?!
Где жив один,
найдётся жизнь для двух,
не обойди тот дом, где одиноко.

Кочевник

Я отправился в дальний путь,
я запомнил такой закон:
если хочешь – счастливым будь,
только прежде стань стариком.

Хорошо под луной старику
и под солнцем ему хорошо –
похохочет в глаза врагу
и согнёт он его в дугу,
и сотрёт его в порошок.
(В каждом доме ждёт меня чай,
одеяло и тёплый хлеб,
и объятия невзначай,
если муж глуховат и слеп.
Каждый рад мне руку пожать
и спросить о здоровье коня,
мне бы так людей уважать,
как они уважают меня).

И качается долгий путь.
(И шатает меня закон:
– Если вспомнил кого-нибудь,
Запечалился вдруг о ком, –
бей в свой правый висок
кулаком,
бей в свой белый висок
кулаком.
Бей великим ножом
в свою грудь.
Упади,
умереть не забудь).

Не жди

1
Бродят в сумраках косые
……………тощие дожди,
по лесам проходят злые
……………тонкое дожди.
По Нью-Йорку кадиллаком
……………проплывает дождь,
за окном залитым лает
……………на прохожих дог.
И сияют, как отели,
……………горные дожди,
И бушуют, как отеллы,
……………чёрные дожди.

2
Слушай сказку Аль-Темира
О делах вражды:
Закурили трубку мира
У костра вожди.
А костёр дышал в тумане
пламенем пустынь,
и сидели атоманы
плача, как кусты.
И по лицам их стекали
белые дожди,
говорили не стихами,
говорили так:
«Кто в пустыню эту бросит
шлёпанье подошв?
Кто согласен?»
Слово просит
океанский дождь.
Он в песок вонзает бивни,
словно якоря,
и обильней летних ливней
слёзы дикаря.
Бьётся серебристой рыбкой
в неводе дождя
белозубая улыбка
моего вождя!
Если хочешь – будь счастливой,
буду только рад.
Хочешь? Хочешь! Моё слово
может вызвать град.

Кучевые облака

Жаворонок:
«Мама, слышит только ястреб
Песенку мою».

Есть у меня особые слова.
Они сидят, нахохлившись, как совы,
в душе моей,
в крови моей бессонной,
и просится ещё одна сова.
Я раздарил бы их.
но кто возьмёт?
Всегда желанны соловьи горластые,
Ещё один бесшумный, тёмный год
летит в меня…

Теперь скажу о ласточке.
Ей провода под током – нипочём,
летит она над красным кирпичом,
над крышами казанского вокзала,
спешит сказать,
догнать, что не сказала.
И унеслась, пронзая строй ладов,
и крылья, как раскинутые руки.
На проводах сидят её подруги.
Не много над вокзалом проводов.
И будет мне дорога далека,
и каждый полустанок,
как – Казанский…
развалины моих воздушных замков
напоминают эти облака.