Елена Фролова

Стихотворения

Об авторе: Родилась в Симферополе в 1976 году. Детство прошло в переездах по стране. Долгое время семья жила в Сибири. Публиковалась в журналах «Москва», «Эмигрантская лира», «День и ночь», «Граффит», «Веси», «Южное сияние», «Симбирск», «Литературный Крым», «Республика Абхазия», «Литературный Ашхен», «Литературная газета», «Литературный Иерусалим», «Дружба народов», «Затеси» и др. Автор сборников лирики «Старый синий зонт» (1998), «Непоправимое лето» (2019), «От берега до заката» (2022), книг для детей. 1-е место в Международном конкурсе «Эмигрантская лира» (Бельгия), 2-е место в Литературном конкурсе имени Г. Салахова (Дагестан), дипломант Волошинского фестиваля (в номинации «Проза») и других литературных премий и фестивалей. Член редакционного совета журнала «ВЕСИ» (Екатеринбург).
Живёт в Москве.

* * *
Луговой земляникой алеет июль.
Хорошо и тепло, и немного лениво.
Занавески с прорехами солнечных пуль,
нежный ветер колышет неторопливо.

Наливаются спелостью летнего дня
старой яблони яблоки – поздние дети.
Все, что знала она про тебя, и меня
повторится однажды с другими на свете.

Повторится, забудется, снова придет,
разнотравьем цветов, сочной ягодой лета…
Золотится июль. Жизнь идет и идёт,
ничего не прося, не давая ответа.

* * *
От дачников, что лето провели
с каким-то оголтелым исступлением,
останутся лишь шлёпанцы в пыли
да банки с недоеденным вареньем.

Как будто с паутинкой на стекле
надтреснувший стакан стоит в буфете.
Лист в отрывном чужом календаре
карандашом «приехали!» отмечен.

И с рифмою «кино» на «домино»
припомнятся забавы и заботы,
помноженные стайками на но-
вости про сад и огороды.

О, дивного безвременья пора!
В конце концов кончается до срока
чердачным патефоном, чья игла
морщины чертит в музыке глубоко.

И скажет кто-то: «Быстро как прошло…».
Закрыты двери. Отдан ключ соседке.
Сачок забытый смотрит сквозь окно
на бабочек растерянных и редких.

* * *
Шёл ночью дождь. У берега реки
к друг другу жались лодки. От уключин
озноб был нестерпимый и колючий,
холодный, будто рыбьи позвонки.

Круги от капель, всюду и нигде,
как будто чьих- то пальцев отпечатки,
деревьев кукурузные початки
обломками кружились на воде.

Все было тесно, брошено, темно…
И только воздух, свежестью омытый,
ложился в лодок старое корыто,
их уводя на дно.

* * *
Спит человек, ему неполных три.
Рисует он повсюду марсоходы.
Он знает их снаружи, изнутри.
Ему понятны выходы и входы.

Ему подвластны буквы, и слова
он складывает вольно, бесконечно.
И в этом есть свобода торжества
над выверенной азбукой и речью.

Он знает мир, который навсегда
забудется взросленьем неизбежным.
Он спит, над ним картонная звезда
качается как маятник надежды.

И, не познав надежду как оплот,
значения слов ещё не понимая,
проснувшись, он рисует марсоход,
судьбу свою в пространство отпуская…

* * *
Сидеть, молчать и думать в сентябре,
подлущивать орехи во дворе,
на бабушку смотреть, качать ногой
и понимать, что жизнь была такой

и раньше, до меня и до неё,
и так же сохло во дворе белье,
и так же падал первый желтый лист,
картошку опускали в погреб вниз,

и попусту брехал соседский пес,
белела паутинка у волос,
и кто-то поднимался от реки,
и нес со скользкой рыбою мешки…

И было близко-близко до порога
и долго-долго до зимы и Бога.

* * *
Горе над нами набухло, как почки весной.
Мама, поговори немного со мной.
Скоро деревья листвой разродятся в саду.
Я тебя в сад на качели твои отведу…

В долгой болезни ты, словно на тайной войне.
Мама, скажи что-то светлое, тихое мне.
Птицы уже затевают свой гомон в саду,
я тебя в сад на качели твои отведу…

Словно сиротки скучают цветов семена.
Мама скажи, я их все посажу у окна,
будут они самой чистой земной красоты.
Ты на качелях всегда вышиваешь цветы…

Видишь, я всё приготовила – пяльца, канву,
нитки, чтоб вышить деревья, тропинки, траву,
вышить росу, от которой под утро свежо.
Мама, садись на качели, здесь хорошо.