Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(40)-2025
Елена Уварова
Стихотворения
Об авторе: Елена Уварова. Родилась в г. Алма-Ата. Работает юристом. Лауреат литературных конкурсов разных лет: «Чемпионат Балтии», «Кубок Мира по русской поэзии», «Заблудившийся трамвай», «Волошинский конкурс», конкурс имени Игоря Царёва, конкурс имени С. Гуртуева «Есть Родина, а значит счастье – есть», «Русский Гофман» и др. Публикации в журналах «Звезда», «Перископ», «Литературный Иерусалим», «Сетевая словесность», «Енисей», «Плавучий мост», «Дагестан», «Аврора» и др.
Живёт в Москве.
Гадалка
На сочельник снег дотемна маячил,
а когда замёл он моё крыльцо,
в ледяную дверь постучался мальчик –
невысокий, щуплый, с рябым лицом.
Говорил тревожно, ступал несмело,
наблюдал с опаской, исподтишка.
Сел у печки. Печка безмолвно пела,
как поёт старуха без языка.
Погадать просил. Растирая пальцы,
отогрелся, скинул с себя тулуп.
Я в него глядела: вот церковь, плацы…
и проклятья с чьих-то слетают губ.
Кто ты, мальчик? Выйди ко мне, не прячась.
Два пути на линии жизни есть.
На одном – ты зряч, но идёшь к незрячим,
и несёшь смиренно благую весть.
На другом, который вот здесь, где палец,
ты – слепец, и сеешь повсюду смерть.
Кто ты, мальчик? Кто ты, худой страдалец?
Отчего так страшно в тебя глядеть?
Выбирай судьбу! Впрочем, ты не властен.
Или властен? Вот же – не разобрать!
За тобой – лукавый с драконьей пастью,
но и Бог, в которого верит мать.
Выбрав свет, погибнешь, как лёд на солнце.
Жив останешься, встав на безбожный путь,
одержимость властью в тебе проснётся,
от которой в сторону не свернуть –
так в ушко иглы не пролезть верблюду.
И тогда хоть сотню лет проживи:
будет плач и скрежет зубов повсюду.
Будет кровь…и слава твоя… в крови.
Он сидел, на плечи тулуп набросив,
словно мёрз, но пот выступал на лбу.
И глумилась ночь: «Выбирай, Иосиф,
если сможешь выбрать свою судьбу».
Шестипалая звезда
Под грузом ладана, халвы,
приправ для хумуса и плова,
шли мы с тобой, а не волхвы,
к Тому, Кто был в начале Словом.
Пустыни, каменный бурьян,
оглохший лес, слепые чащи.
Рассвет был зол, закат был пьян.
Маячил свет кровоточащий.
Как ворон каркал воробей,
провозглашая неудачи:
«Бегите! Ибо «не «убей»
здесь ничего уже не значит.
Вам обесточат провода,
как всем, поднявшимся над бездной!»
Но шестипалая звезда
звала нас лампочкой подъездной,
мопедной фарой, фонарём,
свечным огарком-горемыкой,
шуршащим, тлеющим огнём
в костровой пасти безъязыкой.
Нам говорили: «Небеса
полны водой, а не любовью».
А мы меняли адреса,
искали хижину воловью,
и шли с темна и до темна,
в гремящем холоде чугунном
туда, где зрела тишина
и обещала тишину нам.
Безансон
Жизнь приходит засухой и циклоном,
то молчит, то жжёт нецензурной бранью.
Помнишь наши встречи под Безансоном,
где закаты стыли в горшках герани,
где глухие окна врезались в крышу
и глядели в заросли винограда,
где читавший Фрейда портье-мальчишка
ободрял нас добрым лукавым взглядом?
В небе между звёзд прорастал физалис,
в чьей утробе зрела луна большая.
Мы шагали к речке и целовались,
ничего друг другу не обещая.
Но проснувшись утром, мы понимали —
ни реки, ни тёплого Безансона
просто нет, а рядом такие дали,
что нам Фрейд и звёзды не по сезону.
Ни портье, ни музыки, ни накала,
за окном – заснеженная черешня,
между нами пропасть и одеяло,
да и то лишь в мыслях: благих и грешных.
В глуши
Давай мечтать – вот вьюга, и покуда
предчувствие не магии, но чуда,
мы спрятаны за пазухой глуши.
Там дом и печь. Нам весело и жарко.
В углу сверкает хвойная дикарка,
и коврик с антилопами шуршит.
Там запертый сквозняк поёт в подвале,
и песнь его чудесна, но едва ли
с классическими звуками в родстве.
Кровать, две табуретки, стынет ужин.
Ты мужествен, но мной обезоружен
в придуманном сегодня Рождестве.
И ночь черна, как в банке листья чая.
Мы чувствуем её, не замечая,
что эфемерны эти глушь и дом.
Снимаем с губ медовую настойку.
Спокойно нам. Нам хорошо и только…
И только снег колдует за окном.
Она
Там, где мир у дьявола под пятой,
тьма порой не кажется темнотой.
Там гуляет женщина в белом платье,
у которой очи, как виноград,
потому так сладок лукавый взгляд,
потому так манят её объятья.
Безмятежным утром слова чисты.
Как детей, целует она цветы,
и несёт в ладонях живую воду.
Но потом с цепи отпускает ад,
и в огне зенитном легко горят
цветники, внимавшие цветоводу.
Позволяя смертным любую блажь,
надевает женщина камуфляж –
не спугнёшь, не спутаешь с тварью тленной.
И тогда печали земля полна.
Отовсюду слышно: «Идёт она!»
И война идёт по своей вселенной.