Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 3(41)-2025
Ирина Кадочникова
Стихотворения
Об авторе: Родилась в 1987 г. в городе Камбарке (Удмуртия). Окончила филологический ф-т Удмуртского гос. университета, к. филол. н.. Стихи публиковались в журналах Prosodia, «Урал», «Дегуста», «Кольцо А», «Пироскаф» и др., статьи о поэзии – в журналах Prosodia, «Знамя», «Вопросы литературы», «Урал» и др. Живёт в Ижевске, занимается преподавательской деятельностью.
Настоящим открытием для меня на прошедшем 22-м Международном литературном Волошинском конкурсе стала поэт Ирина Кадочникова, живущая в столице Удмуртии Ижевске. Я давно слышал это имя, но никогда напрямую не сталкивался с её стихами. И вдруг – словно удар током: так приходит в мир настоящий поэт. Ирина участвовала в нашей традиционной номинации «При жизни быть не книгой, а тетрадкой…» (рукопись поэтической книги), единственный победитель которой (лауреат) становится обладателем собственной авторской книги по итогам конкурса. Остальные же победители (дипломанты) получают почётные дипломы и приглашения принять участие в ежегодном Волошинском фестивале. В нынешнем году в этой номинации победил замечательный поэт из Воронежа Василий Нацентов. Ирина же вошла в число дипломантов. Но мне всё же хочется особо отметить её поэтический дар, представив её подборку в журнале «Плавучий Мост» (подборка собрана специально для журнала, в неё вошли только неопубликованные стихи). Мне симпатично то, что она одинаково легко работает как в форме традиционной поэзии, так и в форме свободного стиха, использует жаргонизмы и местные диалекты, что в её стихах соседствуют бабка Маня и Саша Корамыслов (ушедший от нас поэт, живший в Воткинске), загадочный Ландраська и корова Цветка, что лес у неё идёт, а озеро гуляет, что Эйфелевой башней переливается мост где-то в далёкой Удмуртии. И невероятно подкупает её вопрос летящим в небесах Корамыслову и неизвестному мне Сомову:
хотя бы стоила того?
Разве не этот вопрос задаёт себе каждый поэт наедине с самим собой?
Я от души приветствую нового замечательного поэта – Ирину Кадочникову и желаю ей счастливой творческой судьбы! И пусть она (поэзия) того стоит!
* * *
Я хочу поехать в Янаул:
В Янауле красные огни.
Поездов прямолинейный гул
Круглым взглядом слушают они.
В Янауле бабушка жила –
Много лет назад, в другой стране.
Всё была, а только умерла –
И до смерти сразу стало мне.
Я боюсь на тень её смотреть,
Мимо дома ночью не дышу:
Бабушка отбрасывает смерть,
Ходит по второму этажу
И среди пустого ничего
В шифоньере ищет Янаул.
Я сама теперь ищу его –
Чистый горький свет, прозрачный гул.
* * *
Я напишу вам дом и винний пух
Я напишу вам красное болотце
Я напишу вам клюква на корню
Я напишу вам то, что не вернётся
Ко мне самой. В еловое ушко,
Глухое, заострённое игольно,
Войдёт зима – и всем забудется легко,
А если и припомнится невольно,
Как дом стоял на самом на краю,
Как винний пух по огороду разлетался,
То, значит, это рай, то, значит, мы в раю,
Который был, который и остался.
* * *
Если в девяностые, то «Явой»
Или белой внедорожной «Нивой».
Я тогда и слов таких – «держава»,
«Родина», «любовь» – не говорила.
А слова я говорила завалящие:
«Алюминий», «медь»: «чермет», «цветмет» –
Простосокращённые, звенящие –
Только у меня их больше нет.
Я с мешком по улицам ходила,
Все в лесу помойки собирала.
На четыре «Киндера» хватило,
А на куклу Барби не хватало.
Многое с тех пор у нас исчезло,
Но ещё в траве искрятся светом
Символы разболтанного детства –
Всякие цветметы и черметы.
Сарапул
Немного синего добавим
Немного жёлтого – и будет
Красивый, пряничный и летний
Такой цветной – почти столица
Что самый лучший день – базарный
А путь – босой и безбилетный
Об этом ты потом узнаешь
Сто раз тебе ещё приснится
Как на кораблике по Каме
И вон Ершовка, вон Ершовка
И пристань белая, и папа
И пять мороженок в пакете
И разве можно быть счастливей
Когда счастливей всех на свете
Когда смешно, легко и просто
И на кораблике по Каме
* * *
В детстве я любила книжку,
Называлась «Атлас мира».
Были там столицы, флаги
И костюмы всех народов.
Два больших крутились круга –
Полушария планеты,
А на главном развороте –
Луноход и космонавты.
В этой книжке я узнала,
Как в лесу не заблудиться
И какая у поганки
Бледной жиденькая ножка.
Где летают попугаи,
Где живут гиппопотамы,
Что такое Южный полюс,
Млечный Путь и Бетельгейзе.
Всё узнала я из книжки,
Очень благодарна людям,
Так понятно расписавшим
Мир счастливому ребёнку.
А сейчас её достану,
Посмотрю на карты, флаги,
На костюмы всех народов —
И расклеюсь хуже книжки.
* * *
Столько ноября в апреле
Снег и солнце друг за другом
По обочинам дороги
Вички голые, колючки
Из воды торчат небесной
Будто небо кто разрезал
Разбросал потом за лесом
Чтобы птицы, чтобы звери
Чтобы пили, чтобы ели
Чтобы было на безлюдье
Столько синевы в оврагах
Света первого пустого
Смотришь – никого живого
За пределом ойкумены
В центре садоогорода
* * *
Ночью птичка запела
На дереве в огороде.
Я сплю, а душа из тела
Вышла – и к птичке подходит.
Точнее – летит над теплицей,
Над грядками с первым луком.
– Кто тебе дал напиться
Таким невесомым звуком? –
Спрашивает у птички,
Серой, как черепичка.
А птичка поёт и поёт –
Небо из горлышка пьёт.
* * *
Хорошо, что закончилось лето.
Нам не жалко, не грустно, не пусто.
От земли отрывается репа,
Над землёй коченеет капуста.
И совсем превращается в гумус
Корневая система горошка.
Говорю же: нисколько не грустно,
Хоть уже не теплично, но всё же.
Ёлки лапками роются в небе,
Ради снега молятся богу.
Снег – такая присыпка от лета,
И его не бывает много.
* * *
Велосипедное лето:
зелёная рама – цвета воды.
Вода уже зацвела,
уже отцвела,
накормила чирков, съела сама
небольшой лебединый остров в районе Гусиного
пляжа.
Через несколько месяцев встанет огромный лёд,
рыбаки придут,
ледобурами вскроют брюшину пруда,
и открытыми темными ранками
он потечёт,
успокоится в черно-белом пейзаже.
Все-таки хочется, чтобы была зима,
чтобы она наступила завтра:
с безлюдной плотины смотреть, куда всё исчезло:
хаос размером с космос,
и вдруг внезапно –
как замыкание в небе –
короткий салют над лесом.
* * *
Как-то так, но и не так,
Никогда, нигде
Над рекой стоит маяк,
Пол-лица в воде.
Со своим же двойником
Свет делить привык:
Жизнь проходит мимо волн,
Отражаясь в них.
А когда зимой река
Больше не течёт,
Нет лица у маяка:
Всё ушло под лёд.
* * *
Тот человек был серый, как металл,
В костюме сером он ходил.
Он утром над прудом летал
И воду спящую будил.
Когда в пруду тонули облака,
Он мог поднять их и на небо отнести.
Мы знали все его издалека,
А близко – страшно было подойти.
* * *
Рыжая и тяжёлая,
Гравием чёрным груженная,
Баржа по Каме шла,
Камни в себе везла.
Там, где жизнь убывает,
В холоде, как в тепле,
Камни река рождает –
Косточки моет земле.
* * *
Человек тревожится, не знает,
Что же с ним такое происходит.
Вот что происходит: умирает
Человек – себя он не находит
В мире через восемьдесят лет.
Есть деревья, нефть и динозавры,
Первобытный бык, шерстистый мамонт,
Снова ожила овечка Долли,
Бедная – уже в который раз.
Все воскресли, вышли из покоя,
Бьют копытами, гремят рогами,
Всем им хорошо на вольной воле,
На большом зелёном водопое.
Где же человек теперь живёт?
В клетках Долли, беленькой пушинки?
В мамонта коричневой шерстинке?
Неожиданный, конечно, поворот.
* * *
Ходила рядом музыка,
Бренчала у ворот.
Но мы её профукали –
Пускай себе идёт.
И вот над грядкой луковой
Сидим да горе пьём.
А ведь была здесь музыка,
Все блюзы наши слушала,
Сама стучалась в дом.
* * *
мне жалко алексея сомова
и александра корамыслова
они такие невесомые
теперь, что можно только мысленно
поговорить про жизнь небесную
про всё вообще и ничего
спросить: ну как она – поэзия?
хотя бы стоила того?