Ренат Гильфанов

Стихотворения

Об авторе: Родился в г. Новоалтайске Алтайского края в 1975 г. С 1992 года живет в Москве. Закончил философский факультет МГУ им. Ломоносова. Автор трёх книг стихотворений: «Монолог в потолок», «Наведение на резкость», «Карта проигранной войны» («Волновремя»). Публиковался в журналах «Новая юность», «Stern», «Арион», «Лимб», «Вечерний гондольер», «Сетевая словесность», «Альдебаран» и др. Лауреат литературной премии «Тенета».

* * *
Солнце наяривает без отдыха.
Воздух слоится. Глаз потеет под веком.
Тень отделяется от расслоившегося воздуха
и, наглотавшись пыли, становится человеком.

Продавец на развале, выглядящий нелепо
в своей синей бейсболке сеткой, с улыбкой крикнув: «Эй, друг!
Жарит то как! Как дома!» поднимает лицо к небу –
и солнце его обтачивает, как шлифовальный круг,

оставляя голый и потный череп,
готовый рассыпаться в пыль и прах.
И глаза – как помидоры черри,
болтающиеся в пазах…

Надоело есть, надоело пить.
Мозг напоминает истертую ассигнацию,
на которую если и можно что-то купить,
то очередную галлюцинацию.

* * *
Щелчок черепка на счётах. Тебе не сотка,
но изрядно за сорокет. Ты ворчлив и сер.
Проходящая мимо красотка
вряд ли прыгнет к тебе в постель.

Ты отлично знаешь, и не важна причина,
что тебе уже ни за что не выбить
девяноста из ста. И что с этим вот славным мужчиной
тебе никогда не выпить.

С недосыпом, мигренью, с больной десной
нет желанья острить. Да и какие шутки,
когда ты уже старше любой возрастной
проститутки.

Тело стареет, мир глупеет.
Редеет и выцветает. (Даже судя по волосам.)
Мир непригляден. Но вряд ли он стал грубее,
чем ты сам.

Поднимая пыль, кружишься, словно дервиш.
К каждому зеркалу приближаешься, как к врагу.
Думаешь: терпеть себя не могу!
Но все таки терпишь.

Смирение. Выдержка. Но чаще попросту лень.
Так шахидку в чадре выдают за беженку.
Так жуют насвай. Так рогатый лесной олень
превращается в вешалку.

Что ещё? Чем взрослей, тем лояльней к боли я.
Кисть в руке, но смысл малевать картины,
когда и ты сам, и весь мир не более,
чем кружево сплетенной тобой паутины?

Безнадега чувствует себя здесь хозяйкой.
Всё сильней увязаешь в горечи, как в болоте,
сознавая, что это вот участь всякой
разумной плоти.

Смерть всегда поблизости. Жизнь отрава.
Так будем терпимей к себе. Понимаю, что несу дичь,
но, в конце концов, у человека нет права
себя судить.

Я не плавлю сталь, не летаю к звездам.
Круг забот моих узок. Апломб забыт.
Но если это нормально: любить то, что создал,
то я буду это любить.

* * *
Солнечный луч разрезает мглу.
Рассвет, привалившись гипсовым лбом к стеклу,
разглядывает глазами ходячего мертвеца
скомканный лист моего лица.

Красноглазая нечисть кричит мне все чаще: „Наш ты!“
сердце сбивается с ритма… Вот так однажды
человек становится взрослым. В его обличье
появляется что-то бычье.

Приобретя к полтиннику клочок отечества,
по определению становишься патриотом.
Опрокинув полтинник, начинаешь жалеть человечество
и любить самых лучших женщин братской любовью.

Следишь за погодой, за крепостью наста в поле.
Из достоинств больше всего ценишь точность.
С каждым годом в теле появляются новые боли,
это смерть тебя ощупывает, проверяя на прочность.

Разбавляешь вискарь водой, поедаешь суши.
Вычисляешь приметы конца по пролетевшей комете.
Забываешь разжечь камин. И по ночам, проснувшись,
долго не понимаешь, на каком ты свете.

* * *
Открываю створку, дымлю в окно.
Ночь темна, тоска как всегда бездонна,
но привычна. По сути, мне всё равно.
Никогда и нигде не чувствовал себя дома.
Барнаул, Израиль, Париж, Китай,
логово волка, чрево кита…
Как бы хотелось обосноваться тут,
веря, что лучшее впереди,
акафист петь, поедать уют
большими кусками с радостным чувством в груди.
Но горчит табак, бронзовеет Рим.
Ход событий ясен и предрешён.
Ночь темна. Мой голод неутолим.
А Карфаген сожжён.

Вестерн

Веки, как черные губы, заглатывают глаз.
Затем они раскрываются, и птица смотрит на нас.
Потом она, гаркнув, улетает прочь
И падает в горизонт, расплескав по деревьям ночь.

Срабатывает система: кольт – рука.
За кадром играет тема, взятая с потолка.
Небо выглядит, как огненная река.

Кровь течёт в жилах, как переменный ток.
Сделав из бутылки хороший глоток,
Бог вытирает ладонью колючий рот
и обещает, что всех убьет.