Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 3(41)-2025

Рэй Брэдбери

Стихотворения
Перевод с английского Елены Печерской

От переводчика:

Рэй Брэдбери: магистр магии и мастер стиха

В этом году исполняется 105 лет со дня рождения знаменитого американского писателя-фантаста Рэя Дугласа Брэдбери (1920 – 2012 гг.) ,человека, который не просто оставил след в нашем сознании, но и сумел во многом повлиять на него. «Люди просят меня предсказывать будущее, а я всего лишь хочу его предотвратить,» – писал он.
Читатели, захваченные его необычными фантастическими повестями, зачастую и не подозревают о том, что любимый автор творил не только в прозе, но и в стихах. Между тем, он стал автором четырех прижизненных сборников поэзии, что, разумеется, отнюдь не случайно. Сам Брэдбери возводил свою генеалогию по материнской линии к некоей средневековой ведьме, жившей в Швеции и едва не сожженной за колдовство в средние века. Действительный ли это факт или всего лишь семейная легенда, установить вряд ли удастся. Нам же важно другое: магия и мистика в высшей степени свойственны мироощущению этого великолепного и самобытного писателя. Он даже утверждал, что стал бы волшебником, если бы не начал выплескивать фантазии и мысли на бумагу. Именно поэзия – вид творчества, которая вырастает непосредственно из магии, заклинаний и молитв и никогда не утрачивает внутренней связи с ними. Поэтому сочинять стихи и поэмы Брэдбери был обречен изначально, и отсвет поэзии лежит на всем его творчестве.
Сегодня мы хотели бы представить нашим читателям Рэя Брэдбери именно как поэта, причем оригинального и порой весьма неожиданного, опубликовав небольшую подборку его стихов.

Елена Печерская

Дарвин любопытный

Наш любопытный Чарли,
Молод ли был он, стар ли –
Вы убедитесь сами:
Простаивать мог часами
В зеленом многоголосье,
Среди океана колосьев,
Объятый познания дрожью,
Меж ячменем и рожью,
Прямо на сквозняке,
В мыслях о сорняке.
И полевые травы
Были по-своему правы,
На этого глядя циклопа,
Словно в глазок микроскопа:
Он, с их незнаком системой,
Для трав стал научной темой,
От шепота их, от чар ли
Оцепеневший Чарли.

Есть брат…

Есть брат. Покойный, не живой,
И ангел спит над головой,
Но он мне близкий и родной.
Я чувствую: мой брат со мной
И, словно По теснейший друг,
В потусторонний вводит круг,
В белейший парк надгробных плит,
Где с искрой пламени он слит.
Да, словно тень во тьме ночной,
Он рядом, он всегда со мной.
Ведь я один могу облечь
Дыханье в музыку и речь,
И он, по крови мне родной,
В одной компании со мной.
Пусть молвит муза: НИКОГДА,
Но я не вижу в том вреда
И не печалюсь, даже рад:
Стучится в дверь мой старший брат.
В руке – кладбищенский бисквит,
Чай „Риктус“ в чашечки налит…
Я твердо знаю: этот чай
Улыбку мамы невзначай
Нам возвращает. Мне опять
Столетий прах дано вдыхать.
Одна понюшка – и воскрес
Тот мир, что так давно исчез,
И вновь пульсирует в висках
Наитие, отнюдь не страх,
А призраки – живей живых-
Встают в одеждах слов моих.
Скончался ДО меня мой брат
Тому немало лет назад,
Но вещим светом залита
Его могильная плита.
Капризы музы нипочем,
Когда стоит он за плечом.
Я брату возложить готов
Венок из лучших, редких слов,
Дабы костер из ярких фраз
Во мраке ночи не погас.
Живу – и плоть, и естество –
Воскресший Лазарь для него.
Он – вдохновенье для меня
Во мраке и при свете дня.
За все, что от него приму,
Благодарение ему!

Радость жизни

Радость жизни – благодать и благодарность
За Его благословенные подарки.
Это дрожжи,
На которых всходит время.
Радость молнией пронзает нам кости,
Наполняя мозг пронзительным светом,
И в крови сияньем солнца восходит.
Задуваем темноту, словно свечку,
Снова тушим…
Безутешно рыдаем.
Горько плачем о тяжелой утрате,
Но воспрянем,
Слыша зов благодати.
Ибо радость не иссякнет вовеки,
Погребенное рождается снова,
И в любом конце
Начало сокрыто.
В небе, словно в колыбели, качнется –
И опять в земном Эдеме очнется.
Так наполним грудь
Торжественным вздохом
Благодарности за данное Богом!

Слишком много

Как много света,
Блеска дня
И мрака ночи
Для меня!
Такой излишек
И запас,
Что это просто
Режет глаз.
Когда весь мир
Принять готов,
Он переполнен
До краев,
Задолго до тебя
Возник
И сокрушительно
Велик.
И в нем без счета,
Без числа
И семена
Добра и зла,
И книжек
Бесконечный ряд
Возносит в рай –
Бросает в ад…
Да, мир
На изобилье скор –
И всё
Переполняет взор.
Его
Монументальный вид
Мое сознанье
Не вместит,
Ведь я,
Живое существо,
Не в силах
Охватить его.
Освободи, Господь,
От пут:
Ведь я и факел,
Я и трут.
Невольно
Повергают ниц
Симфонии
Рассветных птиц,
И ветви
Родословных древ
Растут,
Себя к Тебе
Воздев.
Взывает
К Господу родня:
– Здесь слишком много
Для меня!

В такую погоду

В такую погоду хочется жить,
Смеясь и бровей не хмуря:
И небо сияет, и воздух чист,
И землю омыла буря.
Водица прохладна, и свеж прибой,
Яснее дней не бывает,
А школы мысли – одна за другой –
Бледнеют и уплывают.
И тьма не сочится из всех теней,
Уходит и тень сомненья,
Пронизан солнцем полог ветвей,
И зной целует растенья.
А там, в лазурной выси небес,
Где ярче радуги птицы,
Таятся и те, кто давно исчез,
И радость спешит родиться.
Итак, обернутый в свет дневной,
Готов я крикнуть: „Довольно!
Ведь это ложь
Блестящая сплошь,
От этого сердцу больно!“
Но лишь говорю, что благодарю,
Господь, за небесный вереск:
Я жизни земной молитву творю,
А все остальное – ересь!

Воспоминания

Так вот где мы бродили,
Подумал я, и тут, и там по траве,
Лет сорок назад.
Теперь я вернулся.
Я шел по улице
И видел дом, в котором родился и вырос,
И провел бесконечные дни.
Теперь, когда дни мои стали короче,
Я пришел, чтобы вновь погрузиться
В тот бесконечный сияющий полдень.
Но больше всего я хотел отыскать места,
Где рыскал, бывало, подобно псу,
По тропам, проложенным индейцами
Или бледнолицыми братьями,
Мудрыми и проворными,
Словно особое племя.
Легко скользя по тропе,
Я подошел к оврагу,
Человек с седой головой,
Но все еще гибкими мыслями.
Я увидел там пустоту. –
Глупцы! – подумал я.
О мальчики новых времен,
Неужели вам неизвестно,
Что именно здесь открывается бездна?
Овраги вне конкуренции:
Они наполнены зеленью,
Бродягами и оборванцами,
И здесь же роятся пчелы,
Которые грабят цветы,
А взяткИ относят деревьям.
Здесь эхом откликаются пещеры,
А расщелины полны добычи:
Водомерок, мелких рачков или
Рваных резиновых сапог…
Это ли не остров сокровищ,
Отчего же он опустел,
Отчего же он обезлюдел,
Отчего безмолвствует?
Что случилось с мальчишками новых времен?
Отчего они перестали носиться стайкой –
И замирать, глядя на чистую Кровь Христову,
Что сочится из тел раненых деревьев?
Почему только пчелы и дрозды
Пригибают травинки сегодня?

Ничего. Иди, иди, созерцай и вспоминай.

Вспомнилось…

Закат приходит все раньше,
Рассвет наступает позже,
Сознание дрейфует прочь от стержня.
Пол дышит холодом, как лестничные марши,
А сны становятся старше и старше.
Вы просыпаетесь после ланча,
А засыпаете раньше и раньше.
Становятся гномиками всегдашними
Те дни, что прежде высились башнями,
А если дни бледней и короче,
То великанами станут ночи.
И, словно в насмешку все превратив,
Гагары свистят похоронный мотив.
Светило теперь пробуждается в час,
А ровно в три отвернется от нас.
И так постепенно теряет старик
Все те наслажденья, к которым привык.
Ну что ж, поднимите меня на постели –
Пусть очи увидят все то, что хотели,
И даже меня научите всему,
Что было не слишком доступно уму.
Пусть берег Мане, да и пляжи Моне
Уместятся рядом в моем портмоне.
Хочу, чтобы этот единственный час
В моем изголовье не сразу угас.
Пусть в два розовеет от света пролив –
Я здесь, о Господь, я по-прежнему жив!
Пусть в сумерках, в три, со своей постели
Увижу я небо от Боттичелли.
О, сорок пять вожделенных минут!
Не сомневайтесь, я все еще тут.
И, если уж мне остается немного,
Пускай обожжет меня солнце Ван Гога!
Лучи не ложатся на парапет –
Картины мне приносят рассвет.
Дыхание смерти меня не страшит:
Эль Греко и Тёрнер – мой радостный щит.
Эль Греко…
Высокие небеса –
И вспышка… О Боже, закрой мне глаза!

Примечание:
Елена Печерская – поэт, переводчик, литературовед, журналист. Публикации: «Новый мир», «Дружба народов» и др. Живёт в Москве.