Баллада на мусорной свалке

Сижу на свалке и мрачно оглядываю ее.
Кругом бутылки, обертки и разное там тряпье.
Слеза по щеке скатилась, я сумрачен стал душой:
Все лучше живем и лучше – а все же не хорошо.

Свихнулось, граждане, время: поверьте моим словам.
Вы скажете – эталоны? Да полноте, стыдно вам!
Ведь писаны все стандарты как вилами по воде.
Все лучше живем и лучше, а радости нет нигде.

Повсюду кишат микробы: их полчища, их не счесть.
Их видно не так уж чтобы – но, граждане, они есть!
Одни заражают астмой, другие разносят корь.
Ты вылечился – прекрасно, но все-таки хворь есть хворь.

Опять же, кругом соблазны – они посильнее нас.
Герр Карлссон любитель выпить, герр Андерссон ловелас.
И каждый свое получит – вот она, демократия.
Но жить-то не станет лучше: это знаем, брат, ты и я.

Конечно, есть медицина, и ей благодарны мы
За снадобья, за вакцину от оспы и от чумы.
Но ядерный мор страшнее, чем тысячи прочих бед.
И тут уж ни панацеи, ни верной вакцины нет.

Так как же все-таки выжить и не понести урон?
Вот выход: надежный бункер за полмиллиона крон.
А те, кто без миллионов – какой же им дать совет?
У них ведь ни перспективы, ни даже надежды нет.

Куда ни гляни – фальшивки, подделки одни вокруг.
Друзья, у меня есть чувство, что гром разразится вдруг.
Покуда ж не грянет буря, весь мир на пути круша,
Жизнь, может, получше будет – но все же не хороша.

Баллада о возчике Фредерике
и прекрасной Сесилии Линд

На сочном лугу
Возле хутора Чинд
Танцует Фред-возчик
С Сесилией Линд.
А вечер так свеж, и трава так нежна,
И в небе взошла молодая луна.

Как близок он, Фред,
К этим тонким устам!
Послушен в руках его
Девичий стан.
Забылись они,
Как средь чудного сна…
Но ах! – почему
Покраснела она?

А просто Сесилии
Фред говорит:
«Как маковый цвет,
Твой румянец горит.
О как ты прекрасна,
Легка и стройна!
Ты дивна как греза,
Свежа как весна».

Окончился танец; пора нам идти.
– Да мы ведь соседи, и мне по пути…
Успел он ее проводить дотемна.
«Теперь поцелуй!» – приказала она.

Опомнись, несчастный, не стыдно тебе?
Уж близок закат в твоей грустной судьбе.
Сесилия Линд так чиста и юна…
«Мне скоро семнадцать», – сказала она.

Блуждает по небу звезда за звездой.
Да, Фредрик давно уже не молодой.
Но если ты любишь – твоя ли вина?
«Еще поцелуй», – попросила она.

Верóника

Верóника, Верóника, где синий твой берет?
Твой милый так к нему привык – ан глядь, его и нет.
Ну да, ведь вы расстались, твой милый не придет
На рассвете!

Вероника, Вероника, раскрой-ка зонтик свой!
Да, у тебя любимый был, но он ушел к другой.
Но есть другие парни, подыщешь по душе
На рассвете!

Украл он твой, Вероника, единственный цветок.
Он по тебе скучает… не сильно – так, чуток.
А ты сама, Вероника, ты помнишь ли о нем
На рассвете?

И если ты, Вероника, все думаешь о нем,
И жить не можешь без него (заметь: не ночью – днем),
Тогда скорей верни его, скорей ему звони
На рассвете!

Ты волосы, Вероника, как прежде, распусти,
Взгляни в глаза любимому и все ему прости.
Усни в его объятьях, проснись и улыбнись
На рассвете!