Юлия Немировская

Йосемите

Разве мне, истончаясь
Эти строки писать?
Разве мне поручали
Берега и леса?
Были знаки от духов?
Или клич мертвецов?
Облака, как разруха
Окружили лицо.
Я на самой вершине
И меня, слабый крик
Небесам подложили
Под шершавый язык.

* * *
Зачем забросили тело
Сюда, как в каменоломню,
И что от меня хотели
Теперь я уже не помню.

Молитва

Господи, пусть я умру и никто не умрет.
Я о другом у Тебя не прошу наперед.
Господи, только одно: когда время придет,
Пусть я умру, только я, и никто не умрет.

Юлия Немировская родилась в Москве в 1962 году. Окончила филфак и аспирантуру филфака МГУ (специальность — пушкинист). В 1980-е входила в группу поэтов „новой волны“ (клуб „Поэзия“), участвовала в акциях и публикациях группы (в ЛГ и „Новой газете“, в журналах „Юность“, „Огонек“, „Литературное обозрение“, сборнике „Новые амазонки“ и др.). В 1998 году издала книгу стихов в „A и Б“ с иллюстрациями Кристин Зейтунян-Белоус, в 2014 в „Водолее“ с иллюстрациями Т. Нешумовой и Лизы Вайнтроб. Стихи переведены на французский и английский языки. Публиковала статьи и эссе в России, Швеции и США. В 1997 году в США издана монография по мифологии культуры (2-е изд. — 2001). С 1992 года публикуются рассказы по-английски, в переводе Мэриэн Шварц (в „Глас-Glas“, „Literary Review“, „Waves“ и др.). Автор мюзиклов и пьес, поставленных в России, Франции и Америке. С 2000 года пишет и переводит книги для детей в прозе и стихах. Преподает русскую литературу и является режиссером студенческого театра в университете штата Орегон (США).

Стихам Юлии Немировской — при том, что и название книги, и особый лаконизм частного настаивают на их нетребовательности, сиюминутности, — удаётся проговаривать какие-то высокие вещи, достигать редкой чистоты звучания на пространстве отдельных строк: «Как в моря затягивает всё важное», «Стала земля, как чужое бельё — / Не наступить на неё». Ближе к концу книги эта чистота звучания распространяется и на целые тексты, из которых хочется выделить короткое стихотворение «Год 1991 (затмение)». При этом любимая техника поэтессы — наведение своего рода «возвышенной неаккуратности» («Храм Штейнгоф в Вене»), иногда граничащей с примитивизмом («Человек с молоточком»). Неразрывность логической связи глубоко личного переживания и общего Закона, явленная в стихах Немировской, заставляет записать её в последователи Эмили Дикинсон: «Во мне чужой живёт, и вот он / То головой моею крутит, / То он рукой моею пишет, / То обживает тьму. / Зачем я чья-то несвобода, / И чей-то дух, летавший выше, / В меня засунут как в темницу, / А смерть — простор ему». Подобные размышления об animula vagula blandula, обеспеченные многовековой традицией так же, как частным психологическим опытом, — лейтмотив книги Немировской. Это заставляет задуматься, пока что на уровне чистого умозрения, о формировании новой русской антологической поэзии, к которой вместе со стихами Немировской можно отнести, например, последние опыты Григория Дашевского.

Зачем забросили тело / Сюда, как в каменоломню, / И что от меня хотели / Теперь я уже не помню.