Джим Моррисон

Парижские записи

Об авторе: Поэма солиста группы «Дорз», поэта-визионера Джима Моррисона (8 декабря 1943, Мелборн, Флорида – 3 июля 1971, Париж) «Парижские записи» (Paris Journal) публикуется в русском переводе не впервые. Текст оригинала печатается по изданию «The American Night. The writings of Jim Morrison, Volume II. Villard Books, New York, 1990 (репрезентативному собранию стихов Д. М., увидевшему свет лишь по прошествии 20-ти лет после смерти поэта). В американском комментарии читаем: «Он (Д. М.) вывел на обложке черного ученического блокнота заглавие «Парижские записи», а на последней странице изобразил одинокую фигуру хичхайкера, стоящего у обочины шоссе. Содержимое блокнота, по-видимому, и было последним, что сочинил поэт».

Парижские записи

Многое было забыто
А что не забыто
То лучше забыть

Зарождение идеи
невинности
чревато утратами

Черный музыкант
на горной вилле

Ниггер на задворках,
Скелет в чулане

Не пугайся. Я – так

Старик. Невесть чья
дочь

Привстав,
принимает нас в комнате
с разбитым фоно и неважной
живописью

А ему на работу
к приходу новой жены

(Рассады свечей
в Нотр-Даме)

монашки-нищенки,
котомки вытряхнув,
глазами птичьими

скользят меж витражей
невзрачных
Окон

Пишу. А ты
все ближе

дай мне любви своей
взгляд утомленный, напившийся
грусти

Парк на окраине –
тот, где слонялись

и бескровный мятеж
пожелтевших плакатов

на стенах, готовых обрушиться
вместе с граффити
в навалы цемента

проглот пылесос
и часы с барахолки

Помню фривеи

Лето, поблизости
брат – океан

Налетавшие штормы

вспышки огня в грозовых небесах

«дождь, ночь, отчаяние –
стоячие места в фургонах».

Трясись, Ванда!
Шальная болотная
шмара

Не обламывай

Тащи свои жирные
Ляжки под этот
Южный навес

Плевать.

Вышло клево
Плясала раздетой, натягивая
на себя шмотки.

Ветхий, дешевый отель
c бездомными в парадной
благородными поборниками
нищеты

Через улицу виден
фасад известной бильярдной,
куда забегают актеры выпить

с заправским асом – дом родной
бит-поэтов,
музыкантов и
избравших путь

по принципам дзена
от Китая
к Подземке
за 4 простых воплощения

В слезах его с насиженного места
согнали по указке полиции
и мебель вынесли наружу.
Пластинки, мелочи.
А репортеры подсчитывали
вопли и проклятия
для газет:

«Надеюсь желтые торчки
тебя сцапают»

и у них
выйдет ибо
мак правит миром

Этот нежный, прекрасный
цветок

Красавчик Билли!

А помнишь
змея
любовника

ласки в смятой
траве, в песке,
в агавах

Я не забыл.

И помню звезды
в кромешной
тьме

смакование влагалища
до точки
прозрения

И какие там, Боже,

Персидские ночи?

«Стоит дворец
в каньоне
То наш родимый
край

Я одинок отныне
Ворота в Сад
открой

Но призраки
Каньона –
исчезли
в синеве они

И вот – растаяли мечты
В свой Сад меня верни.

Того, кто в Рай
потерянный идет
Пусть прозовут глупцом
те, для кого
иного мира нет

Где лгут друзья, плывя
так безрассудно
в угодьях личных и садах»

Промежность расцвела
под треск стены
фанерной

Чудовище расхохоталось
сквозь зеркало
при виде дурака
печального
и комнаты вокруг

Дай песни
Петь хочу
и самоцвет мечты
чтоб грезить

и подарю любви тебе
цветение

Солнце

под водой
неожиданно рядом
вещицы мелькнули

негритенка
с моторки – ласты и маска

Из ноздрей полилась
кровь слюдяная,
когда всплыли наверх

Поднялись, будто снова пульсируя
в своем влажном мире

Внизу было Царство
Империя бесшумных песков
и – да, разодетые
рыбки
– не покидают ведь
до последнего
Сладостной бездны

Съедаю тебя,
избегая словесных
костей

сыплю жемчуг

Девочка сильно
кричала вначале,
когда отбивали
бока ей дубинками

А я, замерев у огня,
через дверь
таксофона

видел их наступление
в раскатах
индейского гиканья

ощущал адреналин
страха полетов

лихорадку ужаса
в тяжком угаре
кровавой возни

Наги приходим
и ложимся в ряд
в земле,
где тесто – мы
и черви нас едят

Эти стихи
тебе
Великий текучий похабно цветущий зверь

Великое надушенное отродье ада

Великая добрая зараза
и летняя чума

Великий проклятый сраный мудило
Мать твою – урод

Ты лжешь, мухлюешь,
крадешь, губишь

лакаешь палящего Юга
рвотное пойло
алчности

подыхаешь навеки один

По горло в грязи
Незнакомец в твоем
трико

и кто это по-твоему?

Ты в курсе

Ты знаешь больше
чем выдал

Гораздо больше, чем выложил

Великая грешная сучка-ангел
ты был близок мне

ты правда был

нужен мне

Расскажи, как пришел и узрел,
посмотрел мне в глаза
и увидел тень часового,
сдающего пост
Здравых раздумий
со вкусом безумия
Хичхайкер прижался
к обочине и воздел
большой палец,
исчисляя границы
разума.